Скоро уже десять лет, как не утихают страсти о романе Шолохова "Тихий Дон" по поводу плагиата сюжетов и даже всего произведения. Я к этой полемике раньше относился более, чем прохладно. Ведь критиками у нас обычно становятся те, кто сам ничего не умеет. А стоит лишь такому голюбезному критику крикнуть: "Вор!" и, о ужас, на его премудрой голове загорается шапка. Начнём с того, кто такой "русский критик", заподозривший Михаила Александровича Шолохова в плагиате? Оказывается его зовут Зеев Бар Селла, то есть еврей. Но посмотрим, почему этого любопытствующего еврея так беспокоит судьба русских писателей? И опять удивляемся: "Автор 20 лет работал, пришел к неким выводам, изложил их, обосновал. И с этого момента уже нельзя отделываться замшелой руганью типа: "сатанинские пляски", "клевета", "литературные киллеры". Теперь и официальные шолоховеды, и антишолоховеды вынуждены будут сесть за стол и начать разговор по существу. Хорошо, если этот стол окажется круглым…" Далее, автор сообщает: "Я действительно был студентом МГУ, но окончил университет в Иерусалиме. Впрочем, первая моя книга вышла еще в СССР, в Махачкале в 1974 году, и называлась она "Разыскания в области исторической морфологии восточнокавказских языков". Вторая вышла в Америке через 10 лет, хотя в выходных данных проставлен Тель-Авив. Называлась она "Мастер Гамбс и Маргарита" и написана совместно с Майей Каганской". И ещё: "По метрике я — Назаров Владимир Петрович. И мое нынешнее имя, с которым я живу последнюю четверть века, — не более чем перевод на иврит того, что мне досталось при рождении. Зеев Бар-Селла — это просто-напросто Владимир Петрович, то есть Волк Сын Скалы (по-гречески Петрос)". всё становится понятным: мальчик родился, жил и учился в России, но обруситься не смог. Видимо, с детских лет "гениального" мальчика мучило сознание, что какой-то русский писарчук получает Нобелевскую премию, а это НЕПРАВИЛЬНО! Потому что названная премия должна выделяться людям только благородного еврейского происхождения, в всякие там русские, да к тому же казаки, должны затачивать павлиньи... ну, можно и гусиные перья Великим Еврейским Писателям, а не начинать писать самому, потому что литературный труд любого русского несёт в себе «безграмотность», «невежество» и даже «звериное невежество». Именно так Бар Селла выражается о русских писателях. Ну, прямо сплошной Берл Лазар, признавший недавно еврейство Путина! Кстати, что касается последнего, то я не удивлюсь, если скоро Бар Селла будет награждён орденом Ленина и внушительной Государственной премией за честное расследование и вывод на чистую воду всех происков русского быдла. Я сам писатель, выпустил уже 14 книг и не хотел бы, чтобы какой-то жидомасон рылся в моём творчестве. Собственно, об этом нам расскажет литературовед Александра Днипренко.
Гл. редактор "Атамана" Александр Холин
Литературный котлован. Что доказал Бар Селла?
ЗА ШОЛОХОВА ПИСАЛО ГПУ?
Можно заметить, что к «базовой» идее Бар Селлы о том, что «Шолохов — не писатель, а проект ГПУ» скептически относятся даже многие «антишолоховеды», справедливо указывая на отсутствие подтверждающих её документов. (Вообще-то, в том, что Шолохов — все-таки писатель до недавних пор никто не сомневался, даже, если и отказывали ему в праве называться талантливым писателем. Авторство остальных произвдений, за исключением «Тихого Дона», на момент их выхода не оспаривалось даже на уровне слухов.)
Строго говоря, идея Бар Селлы не просто не доказана: она противоречит тому, что известно о 20-х — 30-х годах. Думаю, те, кто непредвзяты и хоть немного разбираются в истории литературы, со мной согласятся.
Так, согласно Бар Селле, старт проекта «писатель Шолохов» был дан в 1923 году, и занялось им ГПУ потому что: «Руководству этой организации еще до «угара нэпа» стало очевидно: социалистический проект рушится. Перспективы социализма были весьма зыбкими. Перспективы пролетарской культуры были еще более безотрадными, поскольку было очевидно, что «пролетарские писатели» не способны создавать полноценные литературные произведения.» (Александр Рапопорт. Волк, сын Скалы. Беседа с израильским литературоведом Зеевом Бар-Селлой о его книге «Литературный котлован: проект “писатель Шолохов”». www.lechaim.ru) Кому это в 1923 году, т.е. всего через шесть лет после большевицкого переворота было ясно, что «социалистический проект рушится»? Во всяком случае, не сторонникам данного проекта: на тот момент им могла быть очевидна, разве что невозможность прыгнуть в «настоящий» коммунизм прямиком из коммунизма военного. Что касается литературы, то, она в тот период довольно бурно развивалась — появлялись новые имена и новые произведения различного качества. К примеру, в том же 1923 году вышла повесть «Разлив» Александра Фадеева. То, что из Фадеева или кого-либо другого «пролетарского» писателя новый Лев Толстой не получится, заранее предсказать было нельзя. И тем более не было очевидно, что для спасения чести «пролетарской» литературы необходимо издавать роман сомнительной идеологической ценности под фамилией подставного лица, с далеко не идеальной с идеологической точки зрения биографией — мещанина по происхождению и без заслуг перед революцией.
Ну, и совсем уж фантастической выглядит «версия», что ГПУшники почему-то не сочли нужным Сталина даже поставить в известность о существовании проекта. Вождь же, со своей стороны, так и не соизволил выяснить, что из себя представляет «самый известный писатель нашего времени» (цитата из письма Сталина), которого он впоследствии назвал «великим русским писателем». Вообще-то Сталин довольно активно вникал и вмешивался в литературный процесс: и Горького возвращал, и Булгакову в критический момент позвонил, и литературные новинки читал, да к тому же временами собственноручно писал рецензии. Ну и о слухах о плагиате он не мог не знать.
ЕЩЕ НЕМНОГО ОБ «АЛЛЮЗИЯХ» И «ВОРОВСТВЕ»
На описках, ошибках, нестыковках, которые Бар Селла находит в текстах Шолохова (точнее, согласно его терминологии, «вышедших под фамилией Шолохова»), здесь останавливаться не буду. Рассмотрю их немного позднее в отдельной статьей, посвященной опискам, ошибкам и т.д., которые вообще находят «антишолоховеды».
Вернусь, к начатой в первой статье теме «аллюзий» и «заимствований», которые находит Бар Селла. Моё, как говориться в Интернете ИМХО: все его поиски сводятся к поиску сходства отдельных моментов при игнорировании того, что а) сходства текстов могут быть обусловлены сходством описываемой ситуации; б) отличия нередко оказываются более существенными, чем сходства.
Например:
1. В «Они сражались за Родину» и в рассказе Бориса Горбатова «Алексей Куликов, боец» герой во время отступления с болью смотрит на горящие поля. «Доказательством» того, что мы имеем дело не просто с описанием сходной ситуации, а с «бессовестным передиранием» является то, что и там, и там присутствует словосочетание «сухие глаза» (в смысле, без слез, высохшие от горя, прим. А.Д.) (Зеев Бар Селла. Литературный котлован. Проект «Писатель Шолохов». Часть 6. Глава 5.)
Привожу оба отрывка, данные Бар Селлой.
ОСР:
«Подожженные немецкими авиабомбами, всю ночь горели на корню огромные массивы созревших хлебов. <...>
Запах гари вместе с ветром перемещался на восток, неотступно сопровождая отходивших к Дону бойцов, преследуя их, как тягостное воспоминание. <...>
За долгие месяцы, проведенные на фронте, много видел Звягинцев смертей, людского горя, страданий; <...> но горящий спелый хлеб на огромном степном просторе за все время войны довелось ему в этот день видеть впервые, и душа его затосковала.
Долго шел он, глотая невольные вздохи, сухими глазами, внимательно глядя в сумеречном свете ночи по сторонам, на угольно-черные, сожженные врагом поля, <...> думая о том, как много и понапрасну погибает сейчас народного добра и какую ко всему живому безжалостную войну ведет немец».
Рассказ «Алексей Куликов, боец»:
«И навсегда запомнилось Куликову, как отступали наши войска из пшеничного края. Пшеница - ее только и видел Куликов, золотую, рослую, могучую пшеницу. И как шумела она под степным ветром, тоскуя по серпу, и как осыпалась, и как ее сначала топтали, а потом жгли, чтоб не досталась врагу; и горек был дым пшеничного поля, - этого запаха гари Куликову никогда не забыть. <...>
Низко-низко опустив голову, шел он этим крестным путем, сквозь дым и гарь, и женщины у колодцев провожали его долгим прощальным взглядом. Ничего не говорили женщины, не кричали, не плакали и рук не заламывали над головой, только молча смотрели вслед, но глаза их, сухие и горькие, жгли душу Куликову, словно он был всему виной»
Как видим, в обоих произведениях, одна и таже сцена описывается ПО-РАЗНОМУ.
2. Герои «Они сражались за Родину» говорят о приготовлении борща, а герои «Похождений бравого солдата Швейка» - о приготовлении шкваркок. (Зеев Бар Селла. Литературный котлован. Проект «Писатель Шолохов». Часть 6. Глава 5.)
Разумеется, без подсказки Гашека Шолохов никак не мог догадаться, что солдаты иногда говорят о еде! Хотя, не исключено, что Гашек тут таки повлиял. Но стоит ли называть это «литературным воровством», или, может, «литературным влиянием»?
3. Между «Тихим Доном», и очерком Шолохова времен войны «На Дону» Бар Селла нашел «изумляющее сходство»: «Станичная площадь, проводы уходящих на фронт, те же два персонажа - богатырского вида мужчина и его спутница. Они ведут разговор, и мужчина женщину урезонивает. Завершается фрагмент недвусмысленными угрозами.» Находит Бар Селла сходство и в деталях: мужчина в ТД одет в «необъятные шаровары», а в очерке — в «аккуратно заштопанный комбинезон», но ведь обе одежки (какое невероятное совпадение!) синего цвета. Женщина в ТД называет пассию своего благоверного «курвой», в очерке немцев - «****ями» и так далее. (Зеев Бар Селла. Литературный котлован. Проект «Писатель Шолохов». Часть 5. Глава 3.)
С точки зрения Бар Селлы, разумеется, не имеет никакого значения то, что, к примеру, женщины выглядят абсолютно по-разному: в ТД она — «пьяна, в распатлаченных космах подсолнуховая лузга, развязаны концы расписного полушалка», в очерке — «молодая, смуглая», «губы ее строго поджаты, глаза заплаканы». Едва касается он и основного отличия между двумя произведениями — разной причины ссоры супругов: в ТД — неверность мужа, в очерке — жена надоедает мужу разговорами о необходимости хорошо воевать. Так, что, и в «общей канве» совпадение весьма относительное. И НА ЭТОМ ОСНОВАНИИ НАС ПЫТАЮТСЯ УВЕРИТЬ, ЧТО ШОЛОХОВ НЕ ПИСАЛ ДАЖЕ ПУБЛИЦИСТИКУ!
Аналогичным образом Бар Селла «доказывает» и наиболее экстраординарную часть своей «гипотезы»: то, что батальные сцены в «Они сражались за Родину» написаны Андреем Платоновым.
4. И в «Они сражались за Родину», и в рассказе Платонова "Одухотворенные люди" командиру осколком снаряда отрывает руку, но он все равно ведет солдат в бой и призывает их бить врага. (Зеев Бар Селла. Литературный котлован. Проект «Писатель Шолохов». Часть 6. Глава 10.)
Мотив героического поведение командира никак не мог возникнуть у двух писателей независимо друг от друга?
Даю по книге Бар Селлы описание оторванной руки в обоих произведениях:
В ОСР: «правая рука его, оторванная осколками у самого предплечья, тяжело и страшно волочилась за ним, поддерживаемая мокрым от крови лоскутом гимнастерки; иногда капитан ложился на левое плечо, а потом опять полз.»
В "Одухотворенных людях":
«...увидел свою левую руку, отсеченную осколком мины почти по плечо. Эта свободная рука лежала теперь отдельно возле его тела. Из предплечья шла темная кровь, сочась сквозь обрывок рукава кителя. <...> Комиссар Поликарпов взял свою левую руку за кисть и встал на ноги, в гул и свист огня. Он поднял над головой, как знамя, свою отбитую руку, сочащуюся последней кровью жизни»
Отличий, как видим, и здесь достаточно. Хотя бы то, что капитан Сумсков из ОСР «иногда ложился на левое плечо, а потом опять полз», а комиссар Поликарпов из «Одухотворенных людей» встает на ноги берет свою руку и поднимает её «над головой, как знамя».
5. С рассказом Платонова, также как и с романом Гашека, Бар Селла находит в ОСР «вкусное совпадения»: солдаты опять говорят о еде, а еще едят овец, погибших в результате обстрела. Правда, здесь и сам Бар Селла отмечает отличия между двумя эпизодами: 1) Наименее существенное — в ОСР солдаты едят щи с бараниной, в «Одухотворенных людях» - шашлык. 2) В рассказе Платонова, «овцы гибнут от пуль и гранат краснофлотцев», в ОСР — «от немецких авиабомб», 3) Принципиальное отличие: в ОСР еда — это просто еда, а в «Одухотворенных людях — поедание овец символически приравнивается к поеданию врага. (Зеев Бар Селла. Литературный котлован. Проект «Писатель Шолохов». Часть 6. Глава 5.)
Что ж, привожу по книге Бар Селлы отрывок из «овечьего эпизода» в «Они сражались за Родину»:
«По дороге к переправе шли последние части прикрытия, тянулись нагруженные домашним скарбом подводы беженцев, по обочинам проселка, лязгая гусеницами, подымая золистую пыль, грохотали танки, и отары колхозных овец, спешно перегоняемые к Дону, завидев танки, в ужасе устремлялись в степь, исчезали в ночи. И долго еще в темноте слышался дробный топот мелких овечьих копыт, и, затихая, долго еще звучали плачущие голоса женщин и подростков-гонщиков, пытавшихся остановить и успокоить ошалевших от страха овец».
Для тех кто не читал «Тихий Дон» и/или прозу Платонова могу сказать: по стилю данный отрывок ГОРАЗДО БЛИЖЕ К «ТИХОМУ ДОНУ».
Правда, наличие некоторого стилистического сходства между «Тихим Доном» и последующими произведениями «вышедшими под фамилией Шолохова» Бар Селла, как ни странно, признает. Но это, по его мнению — не более чем «нарезка» или «стилизация под «Тихий Дон», т.е. предполагается, что автор (или авторы) других произведений специально выбирали из «Тихого Дона» отдельные слова или эпизоды с тем, чтобы добиться сходства стилистики. Доказательств того, что это так, а не реальное совпадение стиля, лично я в книге Бар Селлы не нашла. Не считая того, что он неизменно считает «совпадающие» эпизоды из других «произведений под фамилией Шолохова» хуже, чем «Тихий Дон».
Замечу, что фиксируя те или иные «совпадения», Бар Селла произвольно толкует их характер, в соответствии с тем, что требуется в том или ином случае для его «гипотезы»: так сходства (или «сходства») между отдельными эпизодами первых трех томов «Тихого Дона» с произведениями русской классики оказываются «аллюзиями» или «реминисценциями», в других случаях, как правило — «литературным воровством», если речь идет о сходстве с «Тихим Доном» — «стилизацией под «Тихий Дон», а, если это отрывки, авторство, которых он приписывает Платонову - доказательством «литературного негритянства» Платонова. Но если исходить из самих текстов, то не очень-то и понятно почему, «совпадения» надо трактовать так, а не иначе? И почему сходство (если оно, конечно есть) между сном Макара Нагунова и Алексея Турбина (см. часть 1) нельзя назвать «реминисценцией»? А, может, объявить и Булгакова «литературным негром Шолохова»? А что? Булгаков, как и Платонов был в числе гонимых. Чем не доказательство?
КУДА УНЕСЕТ ВЕТЕР?
Думаю, подробнее стоит остановиться на одном из любимых «антишолоховедами» «доказательств» неавторства Шолохова.
«Сбочь дороги - могильный курган. На слизанной ветрами вершине его скорбно шуршат голые ветви прошлогодней полыни и донника, угрюмо никнут к земле бурые космы татарника, по скатам, от самой вершины до подошвы, стелются пучки желтого пушистого ковыля. Безрадостно тусклые, выцветшие от солнца и непогоди, они простирают над древней выветрившейся почвой свои волокнистые былки, весною, среди ликующего цветения разнотравья, выглядят старчески-уныло, отживше, и только под осень блещут и переливаются гордой изморозной белизной. И только лишь осенью кажется, что величаво приосанившийся курган караулит степь, одетый в серебряную чешуйчатую кольчугу.
Летом, вечерними зорями, на вершину его слетает из подоблачья степной беркут шумя крылами, он упадет на курган, неуклюже ступнет два раза и станет чистить погнутым клювом коричневый веер вытянутого крыла, покрытую ржавым пером хлупь, а потом дремотно застынет, откинув голову, устремив в вечно синее небо янтарный, окольцованный черным ободком глаз.
Неподвижный, изжелта-бурый, как камень-самородок, беркут отдыхает перед вечерней охотой и снова легко оторвется от земли, взлетит. До заката солнца еще не раз серая тень его царственных крыл перечеркнет степь.
Куда унесет его знобящий осенний ветер? В голубые предгорья Кавказа? В Муганскую степь ли? В Персию? В Афганистан?»
Приведя этот отрывок из "Поднятой целины" Бар Селла задается вопросом, откуда взялся такой географический размах — донская степь Кавказ, Персия, Афганистан, и что их может связывать между собой. На этот вопрос он дает категорический ответ:
«Лишь одно - биография генерала Л.Г. Корнилова! Это он совершал бесстрашные разведки в Афганистане, первым исследовал соляные пустыни в Персии, сражался на Дону и погиб при штурме Екатеринодара, «в голубых предгорьях Кавказа». Труп Корнилова был вырыт красными из могилы, протащен по улицам Екатеринодара, зверски изуродован и сожжен на городской бойне. Прах генерала был растоптан и развеян по ветру.» (Зеев Бар Селла. Литературный котлован. Проект «Писатель Шолохов». Часть 3. Глава 1.)
Лично меня здесь поразила, безапелляционность автора. Так-таки ничего не связывает и связывать не может, кроме биографии Лавра Корнилова?
Допустим, к Макару Нагульнову ни Кавказ, ни Афганистан отношения не имеют. Но не забываем, что «Поднятая целина» - художественное произведение, а в художественном произведении допустимы вставки, не имеющие прямого отношения к сюжету.
В отличии от романа, в реквиеме, посвященном памяти конкретного человека, ВСЁ должно иметь то или иное отношение к данному человеку. И если мы предположим, что беркут символизирует Лавра Корнилова, то возникает, к примеру, вопрос а кого или что символизирует старый лисовин (лис), ловящий ноздрями «все обволакивающий запах снега, и неугасимую горечь убитой морозами полыни»? И вообще, насколько в целом описание кургана согласуется с версией о том, что он «должен стать символом вечной памяти о лишенном могилы великом человеке»?
Посмотрим, как описывается могильный курган в романе:
«Точат заклёклую насыпную землю кургана суховеи, накаляет полуденное солнце, размывают ливни, рвут крещенские морозы, но курган ВСЁ ТАКЖЕ нерушимо властвует над степью, КАК И МНОГО СОТЕН ЛЕТ НАЗАД, <....>
Стоит курган на гребне в восьми верстах от Гремячего Лога, ИЗДАВНА зовут его казаки Смертным, а предание поясняет, что под курганом КОГДА-ТО В СТАРИНУ, умер раненый казак, быть может тот самый, о котором в старинной песне поется....»
(М.Шолохов. Поднятая целина. М.1977. с. 221)
(Выделения А.Д.)
Итого: в тексте, каким мы его знаем, курган это — символ вечности, но символизирует он не будущую вечную память, а седую, уходящую в глубь столетий, древность. И в целом текст способствует именно такой ассоциации: и описание природы, остающейся неизменной на протяжении столетий, с неизменными сменами циклов времен года, (в том числе сюда вписываются и беркут с лисовином), и упоминание связанной с курганом легенды, и неоднократное употребление слов, обозначающих далекое прошлое («над древней, выветрившейся почвой», «как и много сотен лет назад», «издавна»).
Пассаж о ветрах, которые унесут беркута в дальние страны, также слабо ассоциируется с Лавром Корниловым. Названные территории географически связаны между собой, и перечислены последовательно по мере удаления от Дона, так что это вполне может быть и просто гипотетический маршрут перелета беркута. (Вот, если бы там перечислялись Чукотка, Занзибар и дебри Амазонии, и все это было бы связано с каким-то конкретным человеком, тогда да — это подозрительно!) Тем более, что и с «корниловскими местами» перечисленный список географических объектов совпадает лишь отчасти: например, не упоминается Китай, где Лавр Георгиевич служил военным агентом, и который мог бы быть логичным продолжением пути дальше от Афганистана. Причем и сам Бар Селла признает, что один из упомянутых географических пунктов — Муганская степь к биографии Корнилова отношения не имеет, и что он выступает связующим звеном между предгорьями Кавказа и Персией.
Бар-Селла объясняет это несоответствие следующим образом:
«Подготавливая 34-ю главу к печати, Шолохов сделал в этом месте мельчайшее добавление - вставил невинную частицу «ли»:
«В Муганскую степь ли? В Персию ли? В Афганистан?»
Цель правки очевидна: еще больше отдалить «степь» от Персии. Но, определив направление редактуры, мы можем сделать и шаг назад -в дошолоховское прошлое текста. Там «Персия» входит не в вялую цепочку однородных обстоятельств места, но служит пояснением к предшествующему наименованию и отделяется от «степи» не вопросительным знаком, а запятой:
«Куда унесет его знобящий осенний ветер? В голубые предгорья Кавказа? В Степь ли Отчаяния, в Персию? В Афганистан?»
Ну, что ж, теоретически, мы можем предположить, что все именно так и было. Но, во-первых, оснований для такой уверенности явно недостаточно. Во-вторых, если даже конкретно отрывок, посвященный кургану, и был плагиатом, это ЕЩЕ НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТ ОБ АВТОРСТВЕ «ПОДНЯТОЙ ЦЕЛИНЫ» В ЦЕЛОМ.
И это относиться не только к данному эпизоду. Предположим, Бар Селла прав: описание могильного кургана — переделка недошедшего до нас реквиема памяти Корнилова, сон Макара Нагульнова — плагиат из «Белой гвардии», отдельные эпизоды в «Они сражились за Родину» написаны Платоновым и т.п., но ОТКУДА ВСЕ-ТАКИ ВЗЯЛИСЬ САМИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ — считающаяся одним из лучших романов о коллективизации «Поднятая целина», пусть и неоконченное и более слабое «Они сражались за Родину», да и очерки в конце-концов — со своими темами, сюжетами, персонажами?
К слову сказать, Бар Селла почему-то обошел вниманием рассказ «Судьба человека» и письма Шолохова Сталину: то ли руки не дошли, то ли не нашел для них подходящих авторов.
НЕМНОГО «КРОХОБОРСТВА» В КАЧЕСТВЕ ПОСТ-СКРИПТУМА
Бар-Селла со злорадством подмечает ошибки, описки, опечатки, неточности, противоречия в текстах Шолохова (временами мнимые) и каждый раз комментирует это как «безграмотность», «невежество» и даже «звериное невежество». Возникает вопрос: а так ли уж безупречен он сам?
О том, насколько «небезупречен» был Бар Селла, разрабатывая схему появления "проекта Шолохов", говорилось выше.
Привожу еще несколько примеров неточностей и протворечий в заявлениях данного исследователя:
«Рассказ о гибели Лавра Георгиевича Корнилова - это лишь часть того, что было украдено у читателей «Тихого Дона». Но что печалиться о куске текста, когда украдено само имя автора?!!» (Литературный котлован. Часть 3. Глава 1.)
В рамках версии о плагиате было украдено художественное произведение, но никак не имя автора. Об «украденном имени» говорят, когда кто-то присваивает себе чужое имя.
«Но если подморозит - луж нет, они затягиваются льдом.» (Тихий Дон против Шолохова. «От устья Дона солоноватый и влажный подпирал ветер»)
Вообще-то, если мороз небольшой, то лужи замерзают не в один момент.
В «Поднятой целине», Бар Селла обнаруживает аллюзию на песню «Красное знамя» : «И мнится Кондрату ликующее марево огней над Москвой, и видит он грозный и гневный мах алого полотнища, распростертого над Кремлем, над безбрежным миром, в котором так много льется слез из глаз таких же трудяг, как и Кондрат, живущих за пределами Советского Союза». Здесь, в кои веки, можно согласиться с Бар Селлой. Вот только вывод, который он делает из наличия аллюзии представляется более чем странным: «И получилось, что тот, кто скроил персонажей «Поднятой целины» из лоскутов чужой рукописи, на самом деле подвел под Шолохова мину.»
Во-первых, предполагать, что Шолохов был настолько безграмотен, что не знал даже революционных песен, это — уже явный перебор даже для Бар Селлы.
Во-вторых, что в принципе, могло быть крамольного в аллюзии на революционную песню в художественном произведении 30-х годов?!
В книге «Тихий Дон против Шолохова» Бар Селла разбирает сцену казни Подтёлекова и Кривошлыкова:
В начале он пишет:
«Примером этому являются описания смертей, где Автор равно человечен и безутешен вне зависимости от того, кто из героев расстается с жизнью - есаул Калмыков или его убийца Бунчук, полковник Чернецов и его убийца Подтелков…Такого уровня объективности («встать над красными и белыми») мечтали достичь многие писатели (Михаил Булгаков, например), но и Автору «Тихого Дона» он дался нелегко.»
Дальше, через несколько абзацев идет следующая фраза:
«Можно предположить, что импульсом обращения к рассказу Бунина был импульс символический: «Собаке - собачья смерть!», иными словами, Подтёлков и Кривошлыков, с точки зрения Автора, - красные собаки.»
Так кто же автор — человек, пытающийся подняться над «белыми» и «красными», или ярый приверженец одной из сторон, для которого противники — не лучше собак?
И последнее, в одном из интервью Бар Селла заявил, что в ответ на его книгу: «полное молчание в стане шолоховедов. Им просто нечего возразить.» Его сторонники, если не ошибаюсь, временами повторяют эту фразу до сих пор.
Это уже — не неточность, и не ошибка, это — неправда. Возражают. Например, Феликс Кузнецов в книге «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа», а также в статьях. Опровержение «версии» о том, что Платонов был «литературным негром» у Шолохова дала специалист по творчеству Платонова Наталья Корниенко. Можно привести и други примеры. С оппонентами можно не соглашаться (на то они и оппоненты), можно выдвигать на их аргументы свои контраргументы. Но как можно говорить, об их молчании, если они не молчат?
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Что доказывает книга Бар Селлы? С моей точки зрения, как ни парадоксально, тот факт, что литературовед, уже не одно десятилетие занимающийся «Тихим Доном» и пытающийся доказать неавторство Шолохова, прибегает к таким натянутым, а зачастую просто абсурдным аргументам, служит доказательством того, ЧТО ДОКАЗАТЕЛЬСТВ ПЛАГИАТА НЕТ.
Комментарии (0)