«По грехам нашим»

I

Нет необходимости доказывать, что в XX в. Русская Православная Церковь пережила катастрофу. Еще недавно первенствующая и государственная, Русская Церковь после 1917 г. вдруг сделалась гонимой. Хотя, по декрету большевиков,  Церковь была «только» отделена от государства, но было очевидно, что богоборческая власть поставила себе задачей стереть Церковь с лица земли, и последовательно,  этого курса придерживалась, постоянно меняя тактику гонений. И страшные результаты налицо: к 1939г. на своих кафедрах оставалось лишь четыре иерарха, а по всей России были еще не закрыты сотня-другая храмов. Около ста тысяч православных верующих было подвергнуто гонениям. Причем, это оценка числа только задокументированных репрессий за веру, а сколько еще мучеников и исповедников остались неизвестными! История гонений и сопровождавшие их трагедии не раз описаны в современной церковной литературе, и нет нужды еще раз на этом останавливаться. Но вопрос гонений на Церковь в XX веке требует рассмотрения совсем с другой стороны – с точки зрения внутреннего смысла происшедшего и тех выводов, которые Церкви из этого необходимо  сделать. Обсуждение мы сконцентрируем вокруг двух вопросов, которые обычно покрываются молчанием, но представляются исключительно важными.

Всякий добрый христианин, если на него навалились несчастья, будет стараться обвинять не других, не внешние обстоятельства, а себя самого, видеть в несчастиях ниспосланное Богом наказание за прегрешения, и приговаривать: «по грехам нашим». Так учит Церковь, так осмысливают события все святые. Поэтому такое рассуждение вполне уместно применить и к гонениям XX века: они Богом промыслительно были даны Церкви, чтобы искупить груз грехов, неверных установок,  безлюбовных решений и действий.

Однако, несмотря на всецелое согласие с христианским учением, такой взгляд вызывает у многих церковных верующих полное неприятие и рассматривается прямо-таки как кощунство. Да, говорят они, иногда в Церкви встречаются люди, даже очень высокого звания, которые могут прегрешать, и их грехи могут приносить Церкви вред. Но такие люди сами своими грехами отсекают себя от тела церковного. Церковь же остается чиста и непорочна, какой и остается во век. Мы верим в святость Церкви, в то, что она водится Духом Святым, а потому непогрешима. Поэтому говорить о какой-то вине Церкви – богохульно. Церковь только претерпевает гонения, которые по своей злобе на нее наводит диавол. Сама же она, оставаясь непорочной Невестой Христовой, в них ни на йоту не виновата.

Но сколь бы ни были категоричны подобные мнения, вопрос «может ли Бог судить Свою Церковь?» имеет право на существование. Мы обсудим его с двух сторон. Во-первых, посмотрим, что говорит нам Священное Писание и Священное Предание. И во-вторых, рассмотрим, как осмысливали гонения сами новомученики и исповедники российские. Не предрешая пока ответа, заметим, что следует иметь  в виду логические следствия того или иного варианта. Если ответ будет: «нет не может», то тогда возникает хорошо знакомая и апологетически безупречная схема: злодеи-гонители и невинные жертвы. Если же верен противоположный ответ, то появляется новый мучительный вопрос: каковы грехи Церкви, за которые она наказана Богом гонениями? Начнем с церковного предания.

II

Оказывается, еще в древнейшие времена Церковное сознание активно интересовалось смыслом гонений. И отвечало на вопрос вполне определенно: гонения – наказание Божие «по грехам нашим». Тезис, что гонения попускаются Богом ради изглаждения грехов, высказывал еще  Евсевий Кесарийский, первый церковный историк. Исследователи замечают /2:101/, что в своей «Церковной Истории» он проводит следующую мысль: если первые гонения II-III вв. были к вящей славе Церкви и лишь подтверждали ее ортодоксальность и неуязвимость, то гонения  начала IV в. - Диоклетиана, Максимина и Лициния -  уже носят иной характер: они нарушают нормальное течение церковной жизни и должны восприниматься как кара Божия. Касаясь причин Диоклетианова гонения, Евсевий, описав сначала времена, когда «с каждым днем наше благополучие росло и умножалось», затем пишет:  «И вот эта полная свобода изменила течение наших дел, все пошло кое как, само по себе, мы стали завидовать друг другу, осыпать друг друга оскорблениями… будто безбожники, полагая, что дела наши не являются предметом заботы и попечения, творили мы зло за злом, а наши мнимые пастыри, отбросив заповедь благочестия, со всем пылом и неистовством ввязывались в ссоры друг с другом, умножали только одно – зависть, взаимную вражду и ненависть, раздоры и угрозы, к власти стремились так же жадно, как и к тирании тираны. Тогда, да, тогда исполнилось слово Иеремии: «Омрачил Господь в гневе Своем дочь Сиона, сверг с небес на землю славу Израиля и не вспомнил о подножии ног Своих в день гнева Своего. Потопил Господь всю красу Израиля и уничтожил все ограждения его» /1:286/.

Заметим, что Евсевий вовсе не отрицает вражьих наваждений. Он говорит о злодеях-императорах и о стоящем за их спинами сатане. Но руки сатане развязывает Бог, и, таким образом, косвенно Он наказует Церковь за нравственную деградацию.

Аналогичные рассуждения о гонениях можно найти и у свт. Киприана Карфагенского: «Христиане заслужили страдания своими грехами. Долгий мир подточил нравственную чистоту. У священников не было благочестия, в учреждениях – справедливости, в делах – милосердия, в нравах – строгости» («О Заблуждениях», цит. по /14:32/).

Позже гонения прекратились, Церковь связала себя «симфонией» с государством и вопрос о причинах и смысле гонений  надолго перестал волновать верующих.

III

Так говорит нам церковное предание. Однако, о том, что Господь судит свою Церковь, нам повествует и само Писание Нового Завета. Имеется в виду знаменитое «послание ангелам семи церквей» в Откровении Иоанна Богослова. Ангелу Ефесской  церкви Господь говорит: «Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься» (Отк.2,4-5). Ангелу Сардийской церкви сказано: «Я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны пред Богом Моим. Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя» (Отк.3,2-3). С требованием «покайся» Господь обращается к пяти церквам из семи. В том же фрагменте Апокалипсиса Господь заявляет Свое право судить их: «и уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим» (Отк.2,23). «Каждому из вас» – каждому из ангелов церквей, символизирующих церковные общины. Откровение Иоанна Богослова – книга, полная загадок. Но как бы ни понимать «семь церквей» – как реальные поместные общины, или как периоды церковной истории, или как типы религиозной жизни, – но остается непреложным, что в их лице Господь судит и наказывает Церковь.

Вспомним также, что ап. Петр замечает: «Ибо время начаться суду с дома Божия (1 Пет.4,17). И если это сказано в предчувствии близости Второго пришествия («Впрочем, близок всему конец» (1 Пет.4,7)), то двухтысячелетнее ожидание его научило христиан, что в мире постоянно происходят как бы «репетиции» Второго пришествия, сопровождающиеся скорбями, а следовательно – и судом дома Божия, т.е. Церкви.

Но вернемся к тезису: Церковь непогрешима, ибо в ней присутствует Дух Святый, наставляющий на всякую истину. Может показаться, что он перечеркивает приведенные цитаты: ибо если непогрешима, то и не подлежит наказанию. И подавляющее большинство православных предпочитает не замечать ни свидетельства Предания, ни грозные предостережения Писания.

Однако противоречия на самом деле нет. Дело в том, что человеку от Бога дана свобода, и эта свобода не отнимается Им до последней возможности. А одним из следствий свободы является грех, ошибка, неверное мнение. И это ошибочное мнение может пойти вразрез с волей Духа Святого, причем это мнение может быть коллективным, оформленным собором или представленным как общее мнение членов Церкви. Такое  было в Церкви не раз. Были, например, «разбойничьи» соборы, т.е. соборы, формально являвшие полноту Церкви, но выносившие ложные решения. Один из них: «разбойничий» Вселенский собор 449 г. в Ефесе. Тут все окончилось благополучно, ибо следующий, Халкидонский Вселенский собор 451 г. отверг ошибочные постановления. Но свобода непреложна, и в Церкви она, наряду с Духом Святым, действует в полной мере. Поэтому нет гарантии, что в Церкви не могут возникать ошибочные мнения, по которым уже соборного решения не было вынесено (тем более, что последний Вселенский собор был в VIII в.). Такие мнения, существуя достаточно продолжительное время, становятся «традицией», на которую уже ссылаются церковные консерваторы, и это до крайности затрудняет их исправление. Так что же, эти неверные мнения так и останутся в церковном учении? Нет. Но для их исправления у Бога остается только одно средство, средство радикальное  – наказание. Именно в тех случаях, когда в Церкви не находится благодатных сил для исповедания истины, Бог наказывает Церковь. Наказывает не ради наказания, а для того, чтобы вывести ее на верный путь.

Это тяжелое событие. Цель – врачевство. Но лечение далеко не всегда сводится к глотанию сладких пилюль. Иногда нужны операции, причем болезненные, от которых организм терпит тяжкий вред. Но операции необходимые, ибо в противном случае жизнь неминуемо погаснет. Господь заповедал нам, что Церковь будет существовать до Второго пришествия и «врата ада не одолеют ее» (Мф.16,18). Эта заповедь непреложна. И именно поэтому, когда врата ада становятся слишком близки, Бог принимает экстренные меры и наказанием вразумляет церковный народ. Да, Дух Святый в Церкви присутствует всегда. Но нигде не сказано, что Он только гладит по головке и нежно направляет по нужному пути. Он, имея одну волю с Отцом и Сыном, может быть и грозным, может ради исправления и наказывать. Именно потому, что Господь хочет видеть Церковь непогрешимой,  для достижения этого Он применяет всю Свою власть.

Богу и только Богу принадлежит суд, и не нам указывать Ему, какие средства использовать. Но можно попытаться разглядеть Его суды в событиях церковной истории. В этом и состоит одна из главных задач Церковного историка. И если Церковь претерпевает катастрофу и ее светильник оказывается сдвинутым, то его внимание должно быть пристальным образом обращено на это событие: не совершился ли тут суд Божий?  «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю» (Отк.3,19) – говорит Господь. И вот что видит в событиях XX века историк. Гонения на Русскую Церковь оказались исключительно тяжелыми. Церковь буквально была поставлена Господом на грань небытия.  Можно ли отрицать, что в этом действии Бога был элемент наказания? Конечно, события такого масштаба имеют множественный смысл: это и очищение Церкви, и выведение ее на новые пути, и жатва все лучшего, что Церковь взрастила. «В мире скорбни будете» (Ин.16,33) – говорит Господь, указывая, что «мир сей» всегда будет ненавидеть и гнать подлинных последователей Христа. Но все же, среди прочего, первое, о чем следует подумать – это о наказании Господнем. Причем, наказании всего тела церковного, всей поместной Русской Православной Церкви.

Безусловно, разговор о гонениях «по грехам нашим» труден, поскольку кажется, что он морально несовместим с кровью мучеников и бесчисленными трагедиями. Но без этого разговора обойтись нельзя. Он нужен хотя бы потому, что прежние стереотипы очень  живучи, и такая неприятная для церковного уха точка зрения упорно замалчивается. История Церкви очень многим православным представляется беспроблемной, Церковь - всегда правой, а гонения – исключительно как нападения диавольских сил. Но есть и другое видение Церкви – не как кладезя непогрешимости, а как людей Божиих, и эти «люди, взятые в удел» (1 Пет.2,9) – постоянно духовно болеют, «ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф.9,13). Болезнь же всегда является борьбой сил, хотящих организм погубить со здоровыми силами. Другими словами, благодаря действию Святого Духа верное мнение в Церкви всегда присутствует, но увы, оно не всегда может пробить себе дорогу. И если мнение человеческое наглухо закрывает дорогу воле Божией, то наступает, – как последнее средство к исправлению ситуации,  – наказание. Такое видение Церкви – видение зрячее. Противоположное же, беспроблемное «видение» есть рецидив монофизитской ереси в экклезиологии. Оно сознательно закрывает глаза на то, что гонения – это послания от Бога всей Церкви, послания обличающие, говорящие о болезни церковного тела, о застарелой язве, для исцеления которой Господу пришлось резать по живому. Если мы это послание не расшифруем, если болезнь так и останется не выявленной, то горе нам – Господь вновь покарает. А потому для нас анализ всех событий с указанной точки зрения, хоть и скорбен, но жизненно необходим.

IV

В этой связи далеко небезынтересно взглянуть, как же осмысливала проблему гонений XX в. сама гонимая  Русская Церковь. Надо сказать, что и тогда рефрен «по грехам нашим» иногда встречается в письмах православных христиан, неожиданно столкнувшихся с силой, которая безжалостно начала их уничтожать. Скорби оказались столь велики, что невольно верующих пронзала мысль, что значит и грехи их велики. И, можно было бы предположить, что все усилия церковного сознания должны быть направлены на осмысление этой проблемы. Что же это за грехи, которые требуют столь радикального лечения? Какова природа этих грехов – чисто индивидуальная, личная, или речь идет о об искажении курса всей поместной Церкви? Чем Церковь стала неугодной Богу?  Казалось бы, – вот главная внутрицерковная тема в те тяжелые времена. Но парадокс в том, что конкретное обсуждение этой проблемы почти отсутствует. Фраза «по грехам нашим» по большей части остается риторической фигурой, означающей общий покаянный настрой, но  лишенной конкретного  содержания. Причем, это наблюдается не только у рядовых членов Церкви, но и у епископов, которым, сам Бог велел об этом размышлять. 

Вместо покаяния происходит иное. После октябрьского переворота Церковь погружается в водоворот событий, требующих от нее немедленных действий. Конечно, проблему выживания Церкви в новых условиях нужно было решать незамедлительно. Но занять правильную позицию во всех непростых конфликтах с новой властью возможно было только после глубокого осмысления происшедших изменений в статусе Церкви. Однако, ни в переписке, ни в заведенных на верующих «Делах» мы такого  осмысления почти не находим. Этот факт весьма и весьма симптоматичный. Впрочем, словечко «почти» вставлено не случайно. Надо все же полагать, что столь необходимое для Церкви дело делалось подспудно, задача осмысления так или иначе решалась, определенное понимание наступало.  Например, интересные мысли по этому поводу можно найти в материалах следственного дела 1930 г. священномученика митрополита Казанского Кирилла (Смирнова).

Он писал: «… роль правительственного законодательства, создающего эту церковную скорбь, я осмысливаю для себя как обнаружение вовсе не человеческих каких-либо соображений и умышлений, а осуществление над русским церковным обществом суда Божия, карающего нас за наши исторически выявленные церковные падения и призывающего к покаянию. Отсюда самые скорби церковные являются обычно генетически связанными с нашими церковными падениями» /12:350/. Здесь ясно высказана мысль, что произошел суд Божий над «русским церковным обществом», т.е. над нашей поместной Церковью, и скорби Церкви обусловлены «церковными падениями», а вовсе не «ролью правительственного законодательства». Иначе говоря, большевики – лишь орудие суда Божия над Церковью.

Дальше митрополит Кирилл рассуждает об этом так: «Лет пятьдесят тому назад, а может и больше никого уже среди церковного общества не стало удивлять то, например, явление, что под великие праздники, когда колокола призывали верующих в храм, многое множество этих призванных оказывались на концертах какой-нибудь приезжей знаменитости или в театре на модном спектакле. "Раз театры нужны Вам больше, чем храмы, то пусть Ваши храмы и обращаются в театры" - слышится мне в данном случае голос суда Божия»/12:350/.  Тут митрополит Кирилл выдвигает важное соображение, которое мы должны всегда иметь ввиду. А именно, что суд Божий имеет свою духовную логику, которую умеют понимать духовные люди:  большевики, превращая храмы в театры, невольно обнаруживают, за какие грехи Бог гневается на Церковь. Но храмы и театры - все же лишь конкретная черточка. Касаясь же обобщающего взгляда на проблему митрополит Кирилл пишет:  «Смысл этих воззрений состоит в том, что русским народом совершен общий грех перед церковью… и вина в этом лежит, главным образом, на духовенстве. Задача состоит в необходимости более глубокого воспитания народа, чтобы членами церкви были истинные христиане… что и означает противопоставление царству злобы. Эти взгляды я высказывал епископам Дамаскину и Афанасию, которые были со мною солидарны по этому поводу» (из обвинительного заключения по делу митр. Кирилла).

Здесь много примечательного и заставляющего задуматься. Прежде всего, Митрополит Кирилл разделяет «русский народ» и «церковь», несмотря на то, что народ был практически поголовно крещеным, а значит – входил в Церковь. Смысл разделения другой: на «церковь учащую», «церковь в узком смысле слова», так сказать «профессиональную» (епископат, клир, монашество, профессура Академий и Семинарий) и всех остальных «прихожан», которым уготована роль статистов, твердящих «простите, благословите». Именно «прихожане», «народ», по мнению митрополита Кирилла, являются главными виновниками катастрофы. Их вина – отход от Церкви и Бога. Но виноват не только народ;  виновата в лице духовенства и «церковь учащая». Правда, виновата все же опосредованно, через недостаточно глубокое церковное воспитание народа. Указание на то, что это мнение  соборное - его поддерживают ныне тоже канонизированные епископы Дамаскин (Цедрик) и Афанасий (Сахаров) – говорит нам, что это не отписка для следователей, а вполне ответственное мнение о причинах гонений.

Есть еще одно, очень интересное, свидетельство тоже канонизированного ныне новомученика, известного церковного деятеля М.А. Новоселова. В 1930 г. на допросе он показывал: «Я, как верующий человек, считаю, что и царь и церковь и весь православный русский народ нарушили заветы христианства тем, что царь, например, неправильно управлял страной, церковь заботилась о собственном материальном благополучии, забыв духовные интересы паствы, а народ, отпадая от веры, предавался пьянству, распутству, и другим порокам. Революцию, советскую власть я считаю карой для исправления русского народа и водворения той правды, которая нарушалась прежней государственной жизнью» /7/. Здесь прямо говорится, что «и царь и церковь и весь православный русский народ нарушили заветы христианства». Но еще более примечательно высказывание:  «революцию, советскую власть я считаю карой». Карой все же над народом, а не над церковью в узком смысле слова.  Но Карой Божией. Этим еще раз подтверждается высказанный митрополитом Кириллом важный принцип, который необходимо последовательно применять к анализу гонений XX в.: не гонители, не большевики являются причиной гонений; они – лишь орудие Божие, Который, через большевиков, насылает наказание ради нашего исправления.

В целом же, можно сделать вывод, что в суждения новомучеников подтверждают мнения Евсевия и св. Киприана Карфагенского: и для митрополита Кирилла и для М. Новоселова «по грехам нашим» заключается в суде над «церковным обществом» за «церковные падения», т.е. в грехах всей Российской Поместной Церкви.

V

Но раз так, раз Церковь наказана, то сразу встает второй, еще более тяжелый вопрос: в чем так ошиблась Церковь, что Богу пришлось применять к ней столь строгие меры?  И нужно сказать, что предположения уже высказывались. Так или иначе, назывались самые разные причины происшедшего, например: слишком редкое причащением мирян (раз в год), свержение монархии, предательство по отношению к Государю Императору – помазаннику Божию и пр. Подробный анализ всех этих причин увел бы далеко в сторону повествование. Скажем только, что рассматривать эти версии в качестве основных не позволяет именно та духовная логика, о которой говорил митрополит Кирилл.  Не отвергая, тем не менее, их полностью и признавая за ними ту или иную степень правдоподобия, сосредоточимся на проблемах, которые, по нашему мнению, гораздо точнее объясняют причины наступившей церковной катастрофы.

Подлинную причину гонений нужно искать в другом: в том, что Церковь практически полностью отстранилась от социальных проблем, и даже не пыталась осуществить социальную правду в земной жизни. А должна была, ибо в ее функции входит не только проповедование правды о небесном, но и привнесение этой правды в земную жизнь. И не только в душах людей, но и в устроении их совместного христианского общежития. Разрабатывать социальную доктрину, возглавить работу по преображению общества – вот одна из задач Церкви. Ибо социальное вообще и экономическое в частности – вовсе не внешние по отношению к христианству сферы, а наоборот, те фронты, на которых развертывается  противостояние добра и зла, любви и эгоизма. За дезертирство с этих фронтов и отдания их врагу Церковь и понесла столь тяжелую Божию кару.

Такой «социальный» взгляд на события начала XX века может вызвать (и вызывает) отторжение, как «нецерковный», «нечестивый», чуть ли не смыкающийся с атеистической пропагандой. Поэтому этот вопрос требует серьезного обсуждения.

VI

Христианство призвано освободить человека от греха, восстановить в нем правду Божию и привести его в единение с Богом. Грех коренится в душах человеческих – падших, духовно больных, удобопреклоняемых ко злу. Поэтому Церковь прежде всего борется с личным грехом, гнездящемся в самых сокровенных закоулках человеческой души. Для этого она выработала громадный арсенал средств, имеющих тайнодейственный, аскетический и нравственный характер. И в этой борьбе с индивидуальным грехом Церковь безусловно права.

Но было бы ошибкой думать, что грех копится только в человеческих душах. Человечество замыслено Богом как род, не сводящийся к множеству индивидуумов. Люди в своей совместной жизни производят духовные феномены, имеющие всеобщее, принадлежащее всему человечеству,  бытие. Это - искусство, нравы и обычаи, культура, религия, наука, законы, социальные институты. Все это создается грешными людскими душами и потому носит на себе печать греха. Тем самым грех как бы материализуется, застывает, получает бытие вне человеческих душ, живет не только внутри человека, но и вовне его. В результате человек, даже если он в этом грехе неповинен, становится окруженным им, живет в безблагодатной, уродливой атмосфере греха. И это внеиндивидуальное бытие греха ох как небезобидно! Выступая как бездушная, слепая сила, он активно воздействует на всех, внедряется в души людей, и согрешивших и не согрешивших, искушает, воспитывает их в своем духе зла и нелюбви. И это обратное воздействие оказывается для падших душ столь сильным, что зачастую почти поголовно уродует людей, делая их уже индивидуально, личностно  причастными греху.

Особо нужно отметить, что и Церковь не находится вне этого порочного круга.Призванная очищать мир от греха, Церковь сама впитывает и фиксирует в своей структуре, верованиях и обычаях падшесть человеческую. И далеко не всегда благодать Божия, которая, конечно же, в Церкви присутствует, в полной мере преодолевает эту падшесть.Это перманентное болезненной состояние и постоянная борьба  с грехом в самой себе, сильно осложняет для Церкви работу по преображению мира.

Рассмотрим проблему внеиндивидуальной формы жизни греха более предметно, взяв наиболее существенный из социальных институтов – собственность. И обращение к этому вопросу – вовсе не материализм, ибо именно в отношениях собственности наиболее ярко проявляется любовь или нелюбовь к другому человеку. Недаром, у великого святителя Иоанна Златоуста тема собственности и богатства – тема «номер один». И Златоуст с другими Святыми отцами определенно утверждает, что человек по замыслу Божию призван жить в условиях общей собственности;частная же собственность есть порождение падшести человеческой. Но ныне вступая в мир, человек сталкивается уже с частной собственностью как узаконенным социальным институтом, отвергнуть который он не в силах.  Все продается и все покупается, и человек, не имеющий собственности в виде денег, просто не выживает. А потому все, даже и против воли, имеют собственность, все вовлекаются в образуемые ею безблагодатные отношения. Человек, искренне хотящий что-то полезное произвести, вынужден включаться в капиталистическую гонку, стараться обогнать и уничтожить конкурента, иначе конкурент уничтожит его. Человек, стремящийся просто прокормить себя и свою семью, часто вынужден работать с непосильной для него интенсивностью, иначе, при безработице, его место займет конкурент.  Люди становятся волками друг другу. Собственность растаскивает всех по углам. Братские бескорыстные отношения и любовь оскудевают. Люди, на практике понявшие, что их благополучие и просто существование напрямую зависит от счета в банке, становятся рабами денег. Бог отступает на второй план и его место занимает доллар.

И, вроде бы, никто не виноват. Право собственности – институт безличный, легитимный, испокон веков установленный. А губит, уродует  и заставляет страдать всех. Собственность, порожденная страстями сребролюбия, хищничества, эгоизма, стремлением  к обособлению, в свою очередь порождает и раздувает те же грехи. Возникает, как говорят инженеры, положительная обратная связь, в результате чего искоренение этих грехов оказывается на редкость трудным. Ибо, по слову свт. Иоанна Златоуста, «мамона требует совершенно противного Христу. Христос говорит: подай нуждающимся, а мамона: отними у нуждающихся; Христос говорит: прощай злоумышляющим на тебя и обидящим, а мамона напротив: строй козни против людей,  нисколько не обижающих тебя; Христос говорит: будь человеколюбив и кроток,  а мамона напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай ни за что слезы бедных" /VIII:270/. Но в современном мире «мамона» - целиком весь капитализм, весь безблагодатный экономический уклад, заставляющий каждого человека жить противно Христу. Одни поддаются, другие сопротивляются, но мучаются все. Многие страдают безвинно, что особенно остро ощущается как ненормальность, как попрание Божией правды.

Тогда правомерен вопрос: должна ли Церковь влиять на социальные институты с целью их преображения, или должна заниматься только личными грехами? Должна ли Церковь стремиться создать достойную христиан жизнь, включая право, быт, труд, экономику или отдать их на откуп не просто языческого, но сатанинского мира? Конечно же, должна. Должна… но, увы, не занималась этим.

VII

Русский народ, очень органично воспринявший христианство, всегда избегал власти мамоны, стараясь устроить свою жизнь так, чтобы собственность, пусть и присутствовала, но не губила братских отношений между людьми. Но во второй половине  XIX в. подули иные ветры. Россия стала быстрыми темпами развивать индустрию, причем, – в ее капиталистическом варианте. Потек туда и иностранный капитал, составивший вскоре треть в промышленности и половину – в банковской сфере. А что же власть? Она этот процесс активно поддерживает, не понимая, что капитализм умалит не только веру, но и сметет саму монархию. А вместе с властью начинает поддерживать процесс капитализации России и Церковь, соединенная с властью «симфонией» в единое целое. И неудивительно, что и для народа блеск его величества золотого рубля постепенно начинает затмевать блеск золотых куполов. Вспомним жестокое признание новомученика М. Новоселова: «и царь и церковь и весь православный русский народ нарушили заветы христианства». Все виноваты, все и наказаны.

Имущественное богословие Православной Церкви начиная с V в.  основывалось на доктрине, которую, в виду ее распространенности, можно назвать «общепринятой». В начале XX в. эта доктрина приняла довольно циничные формы и формулировалась так:  «Что богатство и вообще имущество не предосудительно для христианина, это видно уже из того, что Сам Бог предоставил человеку право господствовать над землею и обладать ею(Быт.1,26; 9,1). А всякое имущество есть плод земли. Обладанием имуществом обусловлена возможность духовного образования человека и приобретения известной степени самостоятельности и независимости, необходимых для деятельности в мире. Имущество же доставляет возможность благотворения.Но, обладая имуществом, необходимо быть внутренно независимым от него, не пленяться им. "Богатство аще течет, не прилагайте сердца" (Пс.61,11). Не богатство должно обладать человеком, а мы должны обладать богатством, свободно распоряжаясь им и употребляя его на благие дела» /11:228/. «Отдавать деньги на законные проценты и вообще употреблять свое имущество для приобретения нового имущества, т.е. для умножения имущества, конечно, позволительно. Притчею о талантах предполагается естественность и нормальность последнего. Но всякое ростовщичество безусловно противонравственно» /11:229-230/. «Бедные должны блюсти внутреннюю независимость от бедности. "Имея одежду и пропитание будем довольны тем" (1 Тим.6,8). В то же время бедные должны сознавать, что и при материальной бедности они могут быть духовно богатыми и высокими» /11:230/.

Это все цитаты из многократно переиздававшегося учебника для семинарий проф. М. А. Олесницкого. Тут не только рекомендации личного отношения к богатству; видна и определенная социальная концепция: Церковь богатым и благополучным предписывает благотворить, а бедным и угнетенным – смиряться и терпеть; тогда спасутся и те и другие. Такое богословие достигло прямо-таки виртуозного уровня именно перед революцией. Следующие ему многочисленные статьи в православных журналах начала XX в. стали выражением официальной позиции церкви (в узком смысле слова) по будоражившим общество социальным вопросам. И, казалось бы, масса к месту и не к месту подобранных в них святоотеческих цитат удостоверяли ортодоксальность и православность утверждаемой  позиции. Но это не так.

Если кратко выразить коренной порок такого богословия, то можно обойтись двумя словами – недостаток любви. Призванная принять сторону бедных и угнетенных, и обличить всякую неправду, Церковь осталась глуха к существовавшей в России очевидной социальной несправедливости.Фактически же, в условиях нарастающих социальных конфликтов, церковная позиция освящения частной собственности, полного отрицания  социализма и проповеди терпения, означала, что Церковь приняла сторону богатых, которых устраивало существующее положение. И  вина эта лежит не только на церковном народе, но и на «церкви учащей» – на клире и священноначалии. Но вовсе не в том, что церковь недостаточно глубоко, по мнению митрополита Кирилла,  воспитывала народ в вере. Скорее наоборот, русский народ очень глубоко воспринял христианскую нравственность, куда глубже, чем «церковь учащая».Трагичная ошибка Церкви - в неверной позиции по отношению к социальным проблемам, а точнее – в принятии и освящении безлюбовного и антинародного капиталистического строя. Увы, «церковь учащая» не пошла вместе с народом. Надо сказать, что в решающие моменты русской истории единение церковного народа и «учащей церкви» безусловно совершалось. Так было в минуты военной опасности или интервенции. Вспомним св. Сергия Радонежского, благословившего св. Дмитрия Донского на Куликовскую битву, или подвиг патриарха Гермогена и патриотическую позицию св. архимандрита Дионисия.  Но теперь внешних врагов не было видно – был социальный конфликт, в котором Русская церковь не смогла занять выверенную позицию.

Эта «социальная ошибка» не является догматической, она имеет нравственную природу, а потому многим может показаться несущественной. Но откуда видно, что существенна только догматическая правильность, а нравственная позиция не важна? Ведь недаром апостол Павел утверждает, что без любви всё «медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор.13,1), апостол Иаков предупреждает: «суд без милости не оказавшему милости» (Иак.2,13), а Предтеча Господень Иоанн грозит: «всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Лк.3,9). Всегда на вопрос «какой грех самый страшный?» умудренные опытом пастыри отвечали: тот, которого не видишь. Но эта ошибка именно такая – неосознанная, непонятая и потому нераскаянная. И тем самым – сугубая и чреватая повторением.

Но дело не только в этом. «Социальная ошибка» трагически повлекла многие тяжкие следствия. По сути дела вся история России XX века прошла под знаком этой ошибки. В условиях революции занятая Церковью позиция  стала поистине губительной. Дело в том, что пропаганда социалистов против Церкви при такой позиции оказалась очень эффективной. Когда, пытаясь использовать в своих целях социальные противоречия, социалисты говорили рабочим: «посмотрите сами: Церковь – за богатых», чуткая к социальной несправедливости народная масса  действительно в этом убеждалась. И в разочаровании отходила от Церкви, отвергая вместе с ее социальной позицией и все ее бесценные и животворящие сокровища. Не приняв  такую неудачную, прямо-таки «асоциальную доктрину» Церкви, народ пошел по пути указанным большевиками, по пути создания социально-ориентированного государства. Государство было построено, но это было государство безбожное, атеистическое, что в конечном счете и предопределило его падение. А должно было быть иначе. Церковь должна была перехватить у большевиков инициативу и возглавить работу по созданию христианского социума еще в дореволюционный период, и времени для этого было более чем достаточно. Но увы, став государственной, Церковь всю социальную политику отдала на откуп императору (благо он православный) и сосредоточилась на работе с индивидуальными душами. Мимоходом отметим, что Евсевий причину гонений видит в области личной нравственности. Но тогда Церковь и по численности и по своему положению не могла участвовать в социальной жизни. Совершенно иной статус имеет Церковь государственная, охватывающая все население: она не только может, но и обязана влиять на социальную политику  государства, задавать ей тон. Но фактически она была ведомой, и лишь оправдывала складывающийся по законам «века сего» социум, не пытаясь возвысить его до христианских идеалов. Таким образом, «социальная ошибка» исказила течение всей истории России. Неудивительно, что Господь за эту ошибку назначил Церкви столь тяжелое наказание.

Как так случилось, что наша Российская Православная Церковь, которую мы всегда чтим как Невесту Христову, дом Божий, Царство Небесное на земле, столп и утверждение истины в своем земном плавании не проявила должной любви в сфере общественных отношений? Вопрос этот очень сложный, и вряд ли его можно сколь-нибудь удовлетворительно исчерпать. Но факт – в истории Церковь от этих проблем уходила. И за примерами далеко ходить не надо. Так, Церковь всегда противилась христианскому коммунизму и выдавливала его в ереси, хотя, как утверждают Деяния Апостольские (Деян. 2,44-45;4,32-36), именно он является той формой социального общежития, к которой должны стремиться христиане.  Среди белого и черного духовенства находились лишь отдельные личности, пытавшиеся актуализировать социальную тематику (свящ. Григорий Петров, архим. Михаил Семенов). Да и Синодальное запрещение быстро свернуло их проповедь. Увы, для «церкви учащей» любые искатели социальной правды – «еретики» или «бунтовщики».Другой пример – крестьянская община. И в Византии, и в России – община оказалась необычайно живучей, ибо была мощным средством выживания крестьян в условиях как высокой степени нестабильности крестьянского хозяйства (неурожаи), так и огромного внешнего давления на крестьян. Казалось бы, - вот социальный институт, который самим Богом предназначен для формирования из него подлинной христианской общины. Однако ни в практическом, ни в теоретическом плане интереса Церкви к проблемам общины не видно. Симптоматично, что Столыпинская реформа, нацеленная на уничтожение общины, вызвала яростную дискуссию в российском обществе, но голоса Церкви в этой дискуссии было почти не слышно…

В результате Господь на дело преображения этого мира призвал других – большевиков. Но помилуйте, закричат нам, ведь большевики – злодеи, они убивали священников, рушили храмы, глумились над верой. Что может быть хуже этого? Да, большевики развернули крупнейшие в истории Церкви репрессии против православных христиан. Да, они поставили себе целью уничтожить веру и Церковь. Это – темная сторона большевизма, и за то Господь уготовал им в свое время наказание. Но рьяные обличители коммунистов должны все-таки понять один из принципов, высказанных митрополитом Кириллом: большевики – лишь орудие Божие. Не будь воли Божией наказать весь старый российский социум, включая и РПЦ, хватило бы одного батальона, чтобы разгромить большевистские отряды. Но история продемонстрировала нам совершенно другое: Господь дал им возможность и время развернуться, показать все свои негативные и позитивные потенции. И  за 70 лет было создано великое государство, многие социальные достижения которого  вызывают удивление и ностальгию. Да и хулят-то, как правило, именно коммунизм, думая что этим выражают церковную истину.  А на самом деле – лишь демонстрируют свое непонимание учения Церкви. Непонимание того, что Церковь должна стремиться к созданию коммунизма, правда, коммунизма своего – христианского, а не того – атеистического, который коммунисты пытались построить. Большевики обличили нас, христиан, в нежелании строить праведное общество. А по сути дела – обличили нас в фарисействе, в безлюбовности, в стремлении протиснуться в Царство Божие обрядовой праведностью. Мы должны не проклинать их, а благодарить за науку, каяться  и исправлять свои ошибки, учась лучшему, что дала советская цивилизация.

Причем, нам следует чутко присмотреться к той духовной логике, в рамках которой совершался суд Божий. Игнорируя социальное поле битвы за правду Божию, Церковь оказалась наказанной именно социальным движением, на знаменах которой были написаны лозунги восстановления справедливости и правды земной. Не услышав призыв Бога строить вместе с Ним Царство Божие на земле, Церковь стала гонимой от людей, которые вознамерились строить на земле рай без Бога. Отвергнув христианский социализм, Церковь была судима социализмом атеистическим. Нам нужно внимательнее прочитать евангельскую притчу о званых на пир (Мф.22,2-14; Лк.14,16-24), где Господь «послал звать званых на брачный пир; и не хотели придти» (Мф.22,3). Вот и тогда, в России, Господь призывал своих избранных к работе на социальном поприще. Но избранные отнекивались: «надо правило вычитать», «надо храм подновить», «надо епархию объехать». И тогда Господь в гневе «сжег город их» (Мф.22,7), а на это служение призвал других «кого только нашли, и злых и добрых» (Мф.22,10),  далеко не в брачной одежде и делавших дело по своему разумению. Повторяем, им, большевикам-атеистам, Господь уготовал свой суд. Но сейчас речь не о них, а о нас, христианах – «званые не были достойны» (Мф.22,8). Господь как бы дает нам вполне определенные знаки для понимания судов Своих, и мы обязаны эту духовную логику расшифровать. Но, увы, церковью в узком смысле подлинный смысл выражения «по грехам нашим» так и не был понят.

VIII

 Впрочем, это не совсем так. Если границы церкви в узком смысле несколько расширить, то мы увидим, что Церковь остро осознавала опасность асоциальности. Вся русская религиозная философия, воспитанная на православии, серьезно обсуждала социальные вопросы. Глубоко восприняв православное святоотеческое наследие, русские философы видели одной из своих главных задач применение его к социальной сфере жизни человека. Однако, пути решения социальных проблем виделись русскими философами различно. Одна группа философов, к которой относятся  Н.Ф. Федоров, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, В.Ф. Эрн, Г.П. Федотов, Ф.А. Степун, стремилась к общинному идеалу Святой Руси и потому связывала будущее России как с православием, так и с социализмом. Другая группа, к которой можно отнести В.С. Соловьева, И.А. Ильина, С.Л. Франка, П.И. Новгородцева, Б.П. Вышеславцева, наоборот, видела Россию не иначе как в объятьях частной собственности. Этот разлад не позволил выработать общее мнение русской интеллектуальной элиты.

Россия, и Церковь вместе с ней, катились к своему апокалипсису. И конечно же перед ним, ради проповеди покаяния, были посланы пророки, предтечи Илии и Еноха, которыми стали В.И. Экземплярский и Н.Н. Неплюев.

Профессор Василий Ильич Экземплярский, человек исключительно высокого душевного склада, – автор книги «Учение древней Церкви о собственности и милостыне» /6/ (1910 г.). В этом выдающемся труде на основании огромного количества библейского и святоотеческого материала Экземплярский показал, что святоотеческое учение о богатстве и собственности очень далеко от апологии  частной собственности. Его выводы таковы: "Право собственности не принадлежит к области благодатной христианской жизни, к сфере Божьего царства и потому не может быть рассматриваемо как святыня для христианской совести, и к нему не может быть прилагаем предикат "священное", но лишь "неприкосновенное". Это потому,  что право частной собственности,  как оно  осуществляется в жизни людей, принципиально противоречит началу всеобъемлющей христианской любви, не знающей границ  моего для другого; право собственности возникает, поэтому, не на основе христианского братства людей, но на основе недостатка такого братолюбия, когда человек противополагает себя и свое другим.(...) Христианская любовь, разрушающая эгоистические перегородки жизни, ставит идеалом своим не отобрание чужого, но свободное отдание своего на общую пользу (...) Ясно само по себе, что при таком отношении к началу личной собственности, идеалом устроения материальной стороны жизни членов христианской церкви должно явиться общение имуществ на основе свободной братской любви по примеру жизни первохристианской общины" /6:51-52/. О богатстве и бедности: "самый факт разделения людей на богатых и бедных не есть Божеский закон и богатство не есть Божий дар человеку, но такое разделение есть результат недостатка братской любви среди людей и обиды слабейших более сильными" /6:154/. Тем самым было доказано, что подлинное святоотеческое имущественное учение разительным образом отличается от «общепринятого» официоза. Слишком независимая богословская позиция Экземплярского оказалась не по нутру высшему церковному руководству, и в апреле 1912 г. Экземплярский был уволен из Киевской Духовной Академии, где он являлся профессором нравственного богословия.

Но может быть наиболее замечательный пример деятельности православного христианина в социальной сфере дает нам Николай Николаевич Неплюев, помещик, пожертвовавший свое имение на создание православного Крестовоздвиженского  Трудового Братства. Неплюев преодолел все препятствия и создал уникальную общину, в которой была реализована братская трудовая жизнь большого количества христиан. Братство, образованное в начале 80-х годов,  включало несколько общеобразовательных и с/х школ, вело общинную православную жизнь, создало эффективную систему совместного труда и равного распределения результатов труда. Интересно, что община продолжала существовать после смерти Неплюева (1908г.), и была уничтожена лишь катком сплошной коллективизации в конце 20-х. Благодатная жизнь Братства, возрождавшая общинные традиции апостольской Иерусалимской общины, производила огромное впечатление на многочисленных гостей.

Сам Неплюев, человек исключительной любви, твердой воли и редкого ума, был верным сыном Православной Церкви, всегда свято чтившим ее установления. Так, по инициативе Неплюева, Устав Братства  был одобрен Государем Александром III, а также утвержден Синодом и епископом Черниговским. Центром общины был построенный Неплюевым Крестовоздвиженский храм. Однако, в своей деятельности Неплюев столкнулся со странной закономерностью: противники его дела были во всех слоях населения; однако наибольшее сопротивление созданию братства оказывали представители церкви – епископы, священники и православные публицисты. Особенно болезненные конфликты были у Неплюева со священниками братского храма, которые – почти все -  начинали борьбу за духовное лидерство в Братстве, ставя условие «или я, или Неплюев».

Хорошо видя корень нестроений в Церкви и остро болея за нее, Неплюев не считал, что о них следует молчать. Он писал: "Истинная разумная любовь к нашей Русской поместной Церкви состоит не в том, чтобы обелять зло рутины жизни на лоне Ее (...), а в том, чтобы честно призвать чад Ее к покаянию" /9:271/. И может быть именно Неплюев сумел наилучшим образом сформулировать «грехи наши». Он не раз говорил, что все русское общество не  живет по вере, не хочет реализовать христианскую правду в жизни своей, не организует свою жизнь на началах братолюбия и любви. И прежде всего это относится к духовенству, к Церкви, которая должна быть духовным предводителем такой деятельности. «Организация на лоне Церкви жизни и труда на честной христианской основе единения в братолюбии считается за ненужное и даже вредное соблазнительное новшество" /8:7/ – замечал он. Созданием Крестовоздвиженского братства Неплюев стремился преодолеть эту пагубную тенденцию. Он писал: "Главная цель Братства - осуществить христианство в несравненно большей степени, чем оно осуществляется в окружающей жизни, основать отношения и труд на единой христианской основе братолюбия" /3:65/. Вся жизнь христиан и прежде всего – труд должны быть организованы по-христиански – вот главное, к чему стремился Неплюев. Он мечтал о времени, когда подобные братства покроют всю Россию и активно  стремился воплотить эти планы в жизнь. Но увы, реальной поддержки он нигде не находил и его деятельность по созданию Всероссийского Братства осталась безуспешной.

Конечно, Неплюев отнюдь не возлагал всю вину на духовенство. Он подчеркивал, что все слои общества, все люди виновны в создавшемся безблагодатном состоянии. «Повинны мы в этом все без исключения» /9:272/ – писал он. Повинны помещики – в том, что вместо того, чтобы видеть в крестьянах своих братьев во Христе, безжалостно эксплуатировали их, рассматривая их, по выражению Герцена, как «крещеную собственность». Повинна интеллигенция, которая ратуя за свободу, признает ее только за собой и отрицает свободу  по отношению за всеми остальными слоями общества, с нею несогласными. Повинен и простой народ, который не захотел устроить свою жизнь на основах братолюбия (отношение к Братству окрестных крестьян было отрицательным), а пошел за теми, кто предлагал грабежи и поджоги. Повинна и государственная власть, которая провозгласив православие главным устоем государства, в то же время «кощунственно желая сделать Церковь орудием своим в достижении чисто земных целей» /9:273/.

Но повинно и духовенство. Неплюев пишет: «Духовенство допустило эту неправду, не в том смысле, что оно должно было возбуждать народ против помещиков и проповедовать вражду и крамолу, а в том, что само оно изменило правде, не проповедовало ее ни помещикам, ни народу, не призывало к осуществлению ее ни помещиков, ни народ, стало участником помещиков в создании неправды, допустило народ до одичания. В конце концов оно само, в лице слишком многих из своих представителей, одичало, дошло до оправдания зла в жизни, а на практике настолько помирилось с анти-православной рутиной анти-братского строя жизни, что очень довольно этой рутиной, не только не проповедует, но даже и не желает осуществления православной правды в жизни» /10:85/. Неплюев даже говорит, чтодуховенство более виновно, чем помещики и народ, ибо «чем более мы уважаем священный сан, чем более признаем действительность благодати, даруемой им в таинстве священства, тем более обязаны признать огромность и абсолютную неизвинительность их вины» /10:85/. «Все виновны. Все должны покаяться и сотворить плоды, достойные покаяния» /10:90/ - писал он. Резко отрицательно относясь к атеистическому социализму, Неплюев свою программу Всероссийского братства  рассматривал как альтернативу революционному движению. Он ясно понимал, что Церковь не может стоять в стороне в деле социального преображения общества, и если не Церковь поведет народ на это дело, то его поведут иные силы, причем совершенно другого, противоположного духа. В 1906г., выступая по поводу предполагавшегося Поместного Собора, он считал, что не церковные реформы, а именно всенародное покаяние и принятие программы социального преображения жизни должно быть главным делом Собора. «Именно делом национального покаяния, – писал Неплюев, – и должно быть со стороны всех участников (Собора): и народа, и интеллигенции, и крупных землевладельцев, и, особенно, духовных пастырей, дело воспитания детей, дело создания трудовой общины" /13:29/.

Но Собор собрался тогда, когда уже каяться было поздно. Да и не этим он занимался. Как раз в день Октябрьского переворота (25 октября  1917 г.) Собор решал, какую часть приходской выручки должен забирать священник, а какую диакон и алтарник... И только много позже, после выхода Декрета об отделении Церкви от государства, члены Собора с ужасом поняли всю катастрофичность происшедшего.

IX

Положение Церкви стало воистину безысходным. Проблемами социума надо было заниматься раньше; осмысливать их, разрабатывать социальную доктрину. А главное – работать, кропотливо трудиться на этой ниве. Теперь же началось время  покаяния и скорбей. Господь наложил на Церковь суровую епитимью. За что – понятно. Но что представляла собой эта епитимья, какие прещения были на Церковь наложены Богом? Ответить на этот вопрос, как представляется, поможет анализ позиции наших высших иерархов: патриархов Тихона (Беллавина) и Сергия (Страгородского). Каких либо достоверных материалов, указывающих на то, что они по этому поводу думали, мы не имеем. Но можно сделать попытку восстановить их образ мысли по тому, что они делали, включая их публичные выступления.

До сих пор церковные историки спорят относительно позиции патриарха Тихона в последний период его жизни – после выхода из-под домашнего ареста. Дело в том, что еще в 1918 г. Патриарх анафематствовал советскую власть за ее антицерковную позицию и насилия над священниками. А в 1922 г., когда началась компания по изъятию церковных ценностей (как утверждали власти – на помощь голодающим) патриарх Тихон запретил отдавать используемые в богослужении церковные сосуды, ссылаясь на Правило 10 Двукратного Собора. Поскольку по декрету отделения церкви от государства все церковное имущество стало принадлежать государству, то  власть посчитала эти действия противозаконными и арестовала Патриарха. 

Однако, после выхода патриарха Тихона на свободу в своих Воззваниях 1923 г. и «Предсмертном завещании» 1925 г. патриарх резко меняет свое отношение к советской власти. Замечая, что «по воле Божией, без которой в мире ничто не совершается, во главе Русского государства стала Советская власть» /5:361/ патриарх указывает, что она устранила последствия «кровопролитной войны и страшного голода», что она, по Конституции, обеспечивает возможность деятельности всякому религиозному обществу. Патриарх резко осуждает всех, которые советскую власть не признают, и деяния таких «политиканствующих», будь они в России или за рубежом, грозит «обследовать». Он признает ошибкою «анафематствование» властей в 1918г. и свою позицию в вопросе об изъятии церковных ценностей. Особо нужно отметить призыв патриарха Тихона принять советскую власть не за страх, а за совесть.  Вслушаемся в слова его посланий: «я понял всю неправду и клевету, которой подвергается Советская власть со стороны ее соотечественных и иностранных врагов» /5:285/, «отныне Церковь отмежевалась от контрреволюции и стоит на стороне Советской власти» /5:298/, «мы должны быть искренними по отношению к Советской Власти» /5:362/, «Мы призываем…в сие ответственное время строительства общего благосостояния народа слиться с нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи Рабоче-Крестьянской власти» /5:362/, «Призываем…убедиться в том, что Советская власть – действительно Народная Рабоче-Крестьянская власть, а потому прочная и непоколебимая» /5:362/.

Как все это понимать? Зачастую высказывается мнение, что свт. Тихон принял советскую власть  «под дулом пистолета». Давление со стороны властей безусловно было. Но, как уже указывалось, большевистская власть – лишь орудие Божие, а потому объяснение следует искать в другой плоскости. Сам дух последних воззваний говорит о том, что благодаря интенсивной молитве во время заключения (об этом есть сведения караульных) ему открылось некое новое понимание ситуации. Советская власть победила, народ принял ее и теперь уже невозможно рассматривать коммунистов как узурпаторов. А значит в приходе большевиков – воля Божия. И раз она установлена Богом, раз эта власть народная, то ее следует принять, причем, принять не формально, а искренно. Принять, несмотря  на то, что новая власть – безбожная, стремящаяся к уничтожению Церкви. Это новое понимание Патриарх, личность очень цельная и чуждая какого бы то ни было лукавства, и выразил в своих послетюремных посланиях пастве. Думается, что не нужно искать в этом новом видении Патриарха социальной подоплеки и уяснения смысла, почему воля Божия именно такова. Будучи архиереем старой, имперской закваски, он никогда не сочувствовал социалистическим движениям. Но волю Божию он умел распознавать и ей подчиняться. Это признак подлинной святости. 

Далеко не все в Церкви принимали такой курс. Речь идет о многочисленной и влиятельной группе епископов и священников, которую мы будем называть «непоминающими» – именно они позднее стали в оппозицию митрополиту Сергию (Страгородскому) вплоть до непоминания его имени на службах. «Непоминающие» рассуждали иначе: большевики – бандиты, они отобрали у всех все и развернули неслыханные гонения на Церковь, и следовательно власть их – от сатаны. А потому, хотя и по необходимости Церкви приходится быть лояльной по отношению к властям, но сочувствовать и тем более соучаствовать в делах новой власти совершенно недопустимо. Да, эти люди больше всего боялись изменить Господу, изменить Церкви. Быть верным Христу вплоть до гонений и смерти – вот их кредо, и такая позиция не может не вызывать глубочайшего уважения. Но увы, жестокая реальность гонений для них заслоняла все: и явную промыслительность советской власти, и то, что сами гонения во многом обусловлены неверной церковной социальной позицией. Если сам факт наказания Русской Поместной Церкви за ее грехи «непоминающие» признавали, то понимания сути этих грехов ими продемонстрировано не было.

«Непоминающие» активно влияли и на политику патриарха Тихона, который считал своей обязанностью выражать не только свое мнение, но и мнение всего церковного тела.  Так и было: они сорвали объединение с обновленцами, о котором патриарх договорился с властями. Влияние «непоминающих» было столь велико, что именно представителей этой группы патриарх Тихон предназначал в качестве своих преемников на посту патриарха. Но Бог судил иначе, и у кормила Церкви встал митрополит (позже – патриарх) Сергий (Страгородский).

X

Кажется, в нашей Церкви нет фигуры более пререкаемой, чем митрополит Сергий.  «Сергианством» называют теперь сервилизм, недопустимый компромисс с атеистической властью, солидарность с ее интересами. Но вот любопытная закономерность: все хулители митрополита Сергия – ярые антисоветчики, и плюс к тому, – приверженцы частной собственности и капиталистического пути развития России.Правда, прямо предъявить обвинение, что митрополит Сергий был завербован советской властью не удается: каких либо документов, говорящих о его сговоре с большевиками не нашли, как ни искали. А потому ему инкриминируют другое – что он узурпировал власть в Церкви и что он необоснованно, во вред Церкви, накладывал прещения на не подчиняющихся.

Вообще, канонические соображения у историков Церкви XX века явно превалируют. Превалируют к сожалению. Ибо судить митрополита Сергия по канонам просто бессмысленно. Дело в том, что именно в XX веке Церковь жила по совершенно неканоническим законам. Сначала Поместный Собор 1917-1918 гг. принял постановление о назначении новоизбранным патриархом себе преемников, хотя церковные каноны это строго воспрещают. Затем, после смерти патриарха Тихона, Митрополит Петр (Полянский) выбрал новых преемников, заложив тем самым будущий конфликт между двумя линиями преемников. Наконец, каждый из претендентов на церковное возглавление трактовал по своему объем полномочий такой невиданной доселе должности, как Заместитель Патриаршего Местоблюстителя. Тут все неканонично, все в новинку, все не подкреплено традицией. А потому, пытаясь рассудить на основании канонов, историки попадают в трясину, вылезти из которой просто невозможно, и неудивительно, что ожесточенные споры продолжаются до сих пор.

Осмыслить ситуацию можно только по иным критериям – моральным.   На самом деле так и делается – просто каноническая кухня служит благообразным прикрытием суда нравственного. Интересно, что сам митрополит Сергий, человек очень умный и проницательный, нисколько не обманывался в мотивации своих недругов.  Митрополиту Кириллу (Смирнову), лидеру «непоминающих», обвинявшему его в узурпации церковной власти, он писал: «многие восставали против обновленчества не потому, что это было церковное бесчиние, а больше потому, что оно «признало» соввласть. Недаром и теперь кое-кто спрашивает, какая же разница у нас с обновленцами, если мы «за соввласть» /5:679/. И еще: «Главным мотивом отделения служит наша декларация» /5:679/. Та самая «знаменитая» Декларация 1927 г., в которой митрополит Сергий писал: «Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи» /5:510/. Недопустимый компромисс? Но ведь и патриарх Тихон призывал «слиться с нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи Рабоче-Крестьянской власти». Иначе говоря, ничего принципиально нового, по сравнению с позицией патриарха Тихона, Декларация не вносит: та же полная, «искренняя» лояльность Советской власти, основанная на апостольском «нет власти не от Бога» (Рим.13,1). Так почему же в устах патриарха Тихона подобные заявления считались приемлемыми, а в устах митрополита Сергия –  предательством Церкви? Логики здесь нет. Впрочем, на самом деле причина была: «непоминающее» движение, зная мягкость патриарха Тихона, надеялось, что в нужный момент всегда можно будет «надавить», уговорить его на деле не совершать тех шагов, которые патриарх декларировал в своих воззваниях. С митрополитом Сергием такой «номер» не проходил – он всегда имел твердую позицию и не позволял на себя влиять.

Как же нужно понимать политику митрополита Сергия? Он, также как и патриарх Тихон, ясно понимал, что на Церковь наложена епитимья, в которую входит покорность гонящей Церковь власти. И он всеми силами старался эту волю Господню выполнять, отрабатывать епитимью, а тех, кто этого не понимал и противодействовал этому, запрещал в служении. Более того, есть основания предположить, что он гораздо яснее, чем патриарх Тихон, понимал, почему на Церковь наложена именно такая епитимья. Не так давно найдена записка митрополита Сергия 1924-го года, в которой он писал: "занимать непримиримую позицию против коммунизма как экономического учения, восставать на защиту частной собственности для нашей православной (в особенности русской) церкви значило бы забыть свое самое священное прошлое, самые дорогие и заветные чаяния, которыми, при всем несовершенстве повседневной жизни при всех компромиссах, жило и живет наше русское подлинно православное церковное общество. Борьба с коммунизмом и защита собственности нашими церковными деятелями и писателями в прежнее, дореволюционное время, по моему мнению, объясняется причинами для Церкви внешними и случайными. Прежде и главнее всего: Церковь тогда была в союзе с собственническим государством, точнее, всецело подчинена ему. Коммунизм тогда считался учением противогосударственным. Естественно, что многие церковные деятели остерегались со всею ясностью и последовательностью высказывать идеальный, подлинно евангельский взгляд нашей церкви на собственность, чтобы не оказаться политически неблагона­дежными" /4:253/. О самом же коммунистическом строе митрополит Сергий замечает, «что этот строй не только не противен христианству, но и желателен для него более всякого другого» /4: 251/.

Эти цитаты говорят о многом. Будучи человеком обширных знаний, митрополит Сергий не только хорошо сознавал всю искаженность церковного имущественного учения, но и имел ясное представление о церковном имущественном идеале – общественной собственности. Митр. Сергий уже тогда, в 1924 г. отчетливо понимал, что беда Церкви – в своем частнособственническом коснении, в поддержке, вопреки святоотеческому учению, того безблагодатного строя, который был уничтожен большевиками. Но коли так, то можно предположить, что митр. Сергий понимал и всю коллизию, всю высшую справедливость обрушившихся на Церковь гонений. Правда, прямых документальных свидетельств этому нет. Этот человек вообще не был склонен к откровенным излияниям. Но косвенно приведенные цитаты позволяют расшифровать его логику: раз Церковь не шла за Христом в  имущественной проблеме, то нет ничего удивительного в Том, что Христос призвал тех, кто это имущественное учение намеревался осуществить, а не исполнивших  смирил, обязав признать неправоту своих воззрений и правоту социальных намерений новой власти. И нет сомнения, что понимание сокровенного смысла гонений придавало митрополиту Сергию уверенность в правоте избранного им курса.

Важной особенностью записки митрополита Сергия является четкое разделение отношения Церкви к советской власти и к коммунистическому строю. Если  по отношению к властям Сергий проповедует «лояльность» /4:245/, не идя в этом вопросе ни на йоту дальше патриарха Тихона, но по отношению к новому строю он призывает «приветствовать узаконенный Советской властью в С.С.С.Р. коммунистический строй» /4:257/.  Отсюда становится совершенно ясно, что имел в виду митрополит Сергий, предлагая в «Декларации» 1927 г. «сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». Конечно же, не «успехи» советской власти в деле разрушения Церкви, а успехи в деле построения коммунистического строя – эти успехи и у православных должны вызывать радость.

Четко проводимая митрополитом Сергием идея различения политического и социального дает возможность эксплицитно и кратко сформулировать позицию всех церковных направлений. Позиция патриарха Тихона состояла в лояльности властям и отсутствию какого бы то ни было отношения к коммунистическому строю. Митрополит Сергий, также лояльно относясь к советской власти, дополнил ее православно выверенной положительной оценкой нового строя. Но скажут – обновленцы тоже считали коммунистический строй подлинно христианским. Так чем же их позиция отличается от позиции митрополита Сергия? Отличается отношением к власти. Дело в том, что обновленцы не просто приветствовали новую власть, но были ее креатурой. Замысел большевиков относительно обновленцев ясен из Записки Л. Троцкого в Политбюро от 30 марта 1922 г.: «Если бы медленно определяющееся буржуазно-соглашательское сменовеховское (обновленческое – Н.С.) крыло церкви развилось и укрепилось, то она стала бы для социалистической революции гораздо опаснее церкви в ее нынешнем виде. Ибо принимая покровительственную «советскую» окраску «передовое» духовенство открывает себе тем самым возможность проникновения и в те передовые слои трудящихся, которые составляют или должны составлять нашу опору. Поэтому сменовеховское духовенство надлежит рассматривать, как опаснейшего врага завтрашнего дня. Но именно завтрашнего. Сегодня же надо повалить контр-революционную часть церковников, в руках коих фактическое управление церковью. В этой борьбе мы должны опереться на  сменовеховское духовенство» /15: 162-163/. Большевики сумели спровоцировать амбициозных обновленческих лидеров на совершенно антидисциплинарный захват власти в Церкви. Это был ловкий ход: организовывался раскол, подлежащие уничтожению «тихоновцы» лишались власти, и вместе с тем подготавливалась почва для ликвидации обновленцев, ибо церковный народ в большинстве своем не мог простить их неканоничного поведения. Но больше всех потирал копытца сатана, ибо с дискредитацией обновленцев для верующих становился надолго опороченным и сам коммунизм –идея глубоко христианская. Ситуация с обновленцами была столь неоднозначной, что в 1922 г. митрополит Сергий даже перешел на некоторое время в обновленчество. Однако, он быстро разобрался в их политической ангажированности, заявил о своем выходе из обновленческого ВЦУ и тут же был арестован властями. Для полноты картины укажем, что «непоминающие» подчинялись советской власти только как силе, относясь с ненавистью ко всему, что она несла, в том числе – и к новому социальному строю.

Положительное восприятие намерений советской власти создать на основе общественной собственности справедливое общество – вот чего не могут на самом деле простить митрополиту Сергию его ругатели. Но этот мужественный человек предпочел навлечь на себя множество злобных наветов, чем уклониться от исполнения воли Божией. И поэтому именно его выбрал Господь для управления Церковью в этот труднейший период. Ныне модно клясть «сергианство», а в самого Сергия – бросать камни. Хорошим же тоном является превознесение «непоминающих», многие из которых ныне канонизированы. Однако заметим, что, в отличие от митрополита Сергия,   представителям этой группы – св. митр. Кириллу (Смирнову), св. митр. Агафангелу (Преображенскому), св. митр. Петру (Полянскому) и другим –  либо не удалось быть у кормила Церкви вообще, либо реально выступать в этой роли самое непродолжительное время. Теперь мы можем расшифровать и это: потому, что они не смогли бы выполнить волю Божию, исполнить епитимью столь хорошо, как это сделал митрополит Сергий. Для власти не составляло секрета, что все они – ненавистники советской власти, которые могли лишь ее терпеть, но не «слиться в горячей молитве» о новой власти, как это завещал патриарх Тихон. Их личный отказ от сотрудничества с властями явил выдающийся пример морального противостояния насилию. Но возглавление Церкви одним из них на долгое время было бы просто гибельно. Причем, дело не только в том, что власть не потерпела бы такой ситуации и устроила провокации, под которые успешно бы завершила разгром РПЦ. Дело в самом однобоко-негативном отношении к тому делу, ради которого господь попустил в России советскую власть. Вспомним, как отреагировал митрополит Сергий на нападение нацистской Германии. Он, не дожидаясь команды, активнейшим образом стал помогать советской власти в разгроме гитлеровцев. А «непоминающие», будь кто-либо из них у кормила Церкви? Скорее всего, их политика свелась бы к отстранению от помощи советской армии и тайной молитве за скорейшее падение большевиков и дарование победы врагам, которые стали открывать храмы на оккупированных территориях. Ведь именно это продемонстрировали зарубежные единомышленники «непоминающих» - РПЦЗ. Нетрудно предугадать, что после победы Сталин с такой предательской Церковью церемониться бы не стал.

Слава Богу, история Церкви пошла иначе, и заслуга митрополита Сергия в этом более чем очевидна. Его патриотическая позиция, воистину отвечавшая провозглашенному в Декларации тезису «наши чаяния – ваши чаяния», сыграла решающую роль в том, что Сталин повернулся лицом к Церкви и стал проводить политику ее возрождения. Тем самым Бог оправдал тот курс, который так твердо проводил митрополит Сергий. Оправдал Он и самого Сергия, смягчив Свою тяжелую епитимью. Репрессии практически прекратились, стали быстро открываться храмы и монастыри, заработала МДА. Хотя Церкви так и не позволено было участвовать в созидательной социальной работе, а предписано было ограничиться культом. Господь как бы давал понять, что грех асоциальности Церковью еще не искуплен полностью – епитимья продолжается. 

Христиане знают, что грехи изглаждаются только двояким образом – либо покаянием, либо тяжелыми скорбями.  И на оба пути Господь подвигнул Свою Церковь в XX в. ради искупления ее прошлых грехов.  Путь скорбей – исповедничество и мученичество – был дан «непоминающим». Церковь во все времена не раздумывая причисляла мучеников к сонму святых, и конечно же, эту традицию нужно распространить и на новомучеников XX в. Вокруг новомучеников возникли легенды, целое церковное предание. Мы верим, что их кровь обусловила нынешнее церковное возрождение. Но парадокс в том, что они сами разделяли те неверные «общепринятые» воззрения, ради исправления которых Богом и были попущены гонения. Путь сознательного покаяния был для «непоминающих» закрыт, так что, кроме мученичества, другого пути у них не оставалось.

Но покаяние все же произошло. И оказалось, что для этого нужно было принять коммунистическую идею как волю Божию.  И в Церкви нашлись люди, которые сумели это сделать. Уж так Господь распорядился, что покаяние тогда было возможно только в  форме принятия новой власти, власти атеистической, власти жесткой, но правой в своем стремлении преобразить социальный строй. Это путь «сергиан», и этот путь ни в коем случае не должен быть умален. Канонизируя новомучеников нужно понимать, что этим не канонизируются их воззрения, которые могут быть и часто были небезупречными. Мудрое руководство – дар иной, но ничуть не менее высокий. А потому духовный подвиг митрополита Сергия  должен быть по достоинству оценен, а позорная кампания очернения его имени – навсегда прекращена.

XI

Ныне гонения прекратились, Церковь, пусть материально, но развивается, храмы восстанавливаются, новомученики прославлены. В Церковь пришли новые люди. Но идеи их оказались старыми – теми самыми, за которые нам была попущена кара. На наших конференциях благочестивые и благообразные православные христиане, вдруг изменяясь в лице, изрыгают хулы по поводу большевиков. Слышатся слова, что коммунисты со своим обобществлением – сатанисты и террористы, что сейчас общество наконец-то от них вздохнуло. В наших церковных книжных магазинах навалом лежат брошюрки, в которых прямая апология богатства вуалируется советом не прилепляться к нему.Народ же, слушая такую невнятную проповедь и соображая, что на самом деле попы обеими руками за собственность, рьяно стремится разбогатеть, поклоняясь деньгам вместо Бога. Иначе говоря, ошибки, за которые Господь наказал Церковь, начинают повторяться вновь, в еще более откровенной форме. Будто и наказания никакого не было.

Ни лево-либеральное крыло нашей Церкви, ни право-монархическое духовной коллизии XX века осмыслить так и не сумели. Что же дальше? А то, чтоГоспода обмануть невозможно, и за повторный грех Он наказует вдесятеро горше. Выдержит ли его наша Церковь? И сколько же нужно будущих новомучеников, чтобы искупить его? Да и суд Господень не повторяется – наказание скорее всего будет другим, неожиданным и неотвратимым, но, конечно же, связанным с собственностью и ее последствиями, которые Церковь предотвратить не смогла или не захотела. Будет такое, что даже представить страшно. Но Господь пока еще долготерпит, еще дает время покаяться, дает возможность осознать, в какую пропасть мы, православные, вместе с Россией катимся. Пока еще не опустилась на нас тяжелая Божия десница. Господь пока еще не закрывает нам пути не только выбраться из ямы, но и привести народ наш, – церковный, а за ним и нецерковный, – к воссозданию Святой Руси. Но без  изменения сознания, метанойи, и прежде всего – в отношении к имущественной сфере, сделать это невозможно. Сможем ли до этого мы, православные, дорасти?

Пока просвета не видно.

Литература

1.      Евсевий Памфил. Церковная история. М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь,1993. – 446 с.

2.      Кривушин. И.В. Ранневизантийская церковная историография. Алетейя, СПб.: 1998. – 253 с.

3. Н.Н.Неплюев. Отчеты блюстителя о религиозно-нравственной жизни братства. //Полное собрание сочинений. Т.V. Спб., 1908.

4. Митр. Сергий (Страгородский). Православная Русская Церковь и советская власть (к созыву Поместного Собора Православной церкви).// Богословский сборник. N 1., ПСТБИ, Москва, 1997. – с.236-267.

5. Акты Святейшего патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти 1917-1943. М.: ПСТБИ. 1994. – 1063 с.

6. В.И. Экземплярский. Учение древней Церкви о собственности и милостыне. Киев: 1910. – 279 с.

7 Дело «Всесоюзной организации ИПЦ». Протокол допроса Новоселова М. А. от 30.10.1930., л. 148.

8. Н.Н.Неплюев. Письмо к духовенству. Киев. 1905г. - 20с.

9. Н.Н.Неплюев. Голос верующего мирянина по поводу предстоящего Собора// Труды Киевской Духовной Академии. 1906г. июнь, с. 269-305; июль, с. 393-428.

10. Частное ответное письмо Н.Н. Неплюева на письмо священника Иванова от 9 по 21 августа 1902г. - 102с.

11. М. Олесницкий. Нравственное богословие или христианское учение о нравственности. Учебное пособие для дух. семинарий. СПб., 1907 г., 4-е изд. – с.281.

12. «Это есть скорбь для Церкви, но не смерть ее…» Из материалов следственного дела священномученика митрополита Кирилла Казанского (1930)/Публ. Н. Кривошеевой и А. Мазырина//Богословский сборник. 2001, № 8. М.: ПСТБИ – с.326-351.

13. Н. Неплюев. Доклад Глуховскому Комитету Высочайше Учрежденного Особого  совещания о  нуждах  Сельско-хозяйственной  про­мышленности по вопросу о крестьянской общине. Спб. 1903. – 39 с.

14. Кац Адальберт. Христианство и рабство. – М.: Научное общество «Атеист».1927. – 38 с.

15. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. Кн. 1. – М.– Новосибирск, РОССПЭН, «Сибирский хронограф», 1997. –  597 с.

VIII. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском переводе. т. VIII. С.-Петербург. Издание С.-Петербургской Духовной Академии. 1902.

Николай  Сомин

http://ruskline.ru/analitika/2011/06/03/po_greham_nashim/