НЕПРАВЕДНЫЙ УПРАВИТЕЛЬ

Наша жизнь становится историей. Каждый день, каждый миг отображается на скрижалях истории для будущих поколений. Каким словом будут поминать тебя пра-пра-пра-правнуки? Это зависит только от тебя самого, человек, если ты ещё человек.

Архиепископ Лоллий (Юрьевский)

НЕПРАВЕДНЫЙ УПРАВИТЕЛЬ

(Лк. 16, 1—14)

Историко-археологическое изложение притчи

НЕПРАВЕДНЫЙ УПРАВИТЕЛЬ

Притча о неверном управителе считается настолько трудной для толкования, что многие интерпретаторы Нового Завета совсем отказывались от ее толкования, подозревая искажение текста. Но оказывается, смысл этой замечательной притчи почти очевиден, и он становится особенно понятен и актуален в наше время безудержной погони за деньгами – это притча о неправедном доходе, который дает частная собственность. Мы приводим удивительное толкование этой притчи, автором которого является архиепископ Лоллий (Юрьевский) (1875-1935).

Сведения об авторе.

Лоллий (Леонтий) (Юрьевский Александр Иванович), выпускник казанской духовной академии (1901), с 1921 г. епископ Могилевский, викарий Подольской епархии, составитель известного 12 томного жизнеописания отечественных подвижников благочестия XVIII и XIX веков (по месяцам), глубокий знаток Древнего Востока периода ранней Церкви. Недавно издана книга его статей (Лоллий, архиепископ (Юрьевский). Александрия и Египет. Серия: Александрийская библиотека. Египет. СПб. Нева, Летний сад 2001г. 496 с.).

Публикация выполнена по изданию: Православный Церковный календарь на 1995г. С-Пб.: Сатис. 1995. – с. 145-152.

Сомин Н.В.

17.02.09

Лк. 16, 1—9: "Один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его; и призвав его, сказал ему: что это я слышу о тебе? Дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять. Тогда управитель сказал сам себе: что мне делать? Господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь; знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом. И, призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? Он сказал 100 мер масла. И сказал ему: возьми расписку твою и садись, скорее напиши: 50. Потом сказал другому: а ты сколько должен? Он отвечает: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми расписку твою и напиши: 80. И похвалил господин управителя своего, что догадливо поступил: ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде".

Лк. 16, 9—14: "И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители. Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом и — неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше. Никакой слуга не может служить двум господам. Не можете служить Богу и мамоне. Слышали все это и фарисеи, которые были сребролюбивы, и они смеялись над Ним".

Эта притча о неправедном Управителе в ряду всех речей Господних занимает особенное положение. Составители не только сказаний о земной жизни Христа Спасителя, но даже специальных толковании Евангелия, обычно стараются обойти ее молчанием как темную и исключительную по своему содержанию. Враги же церкви Христовой, пытаясь унизить достоинство нашего Божественного Учителя, намеренно выдвигали эту притчу на вид, как в высшей степени неудачную, ни с чем несообразную и даже нравственно несостоятельную. Сколько несправедливых нареканий доставила эта притча нашему Божественному Учителю от ложных мудрецов нашего века! Его обвиняли в наивном непонимании подлинной человеческой жизни, ибо приточный Управитель простовато полагает, что кто-то будет целый век кормить и поить его за то только, что он на несколько рублей уменьшил должникам и без того незначительный долг. Обвиняли Господа нашего и в явном незнании национального характера еврейских богачей: приточный богач, разоряемый своим управителем, да еще похваляющий убытки, нанесенные ему мошенничеством, взят не из жизни, а является плодом неудачной фантазии. Обвиняли Христа и в незнании общественно-государственной жизни: Его управитель и должники даже не подозревают о существовании уголовного суда, который мошенников и воров не поощряет и не милует. Обвиняли Спасителя и в более худшем — в прозрачном одобрении и сочувствии Его обману и мошенничеству. Но странно, что никто из лжеученых борцов против христианства не направил своего внимания вот на какое обстоятельство: когда Спаситель изрек эту свою притчу, никто не обратился к Нему с недоумениями и за каким-либо разъяснением, следовательно, она была всем ясна и понятна. Так как эта притча была произнесена Христом Спасителем одновременно с притчей о Блудном Сыне, то ясно, что Блудный Сын и Неправедный Управитель — ясные и понятные всем во времена Христа Спасателя, стали темными и загадочными впоследствии, когда изменились условия общественно-экономической жизни в Палестине, и современный Христу быт евреев подвергся забвению. Успехи исторической и археологической наук в новейшее время дают возможность восстановить подлинный смысл и значение столь пререкаемой притчи нашего Спасителя. Чтобы наглядно представить этот истинный смысл и запечатлеть его в умах и сердцах читателей, мы развернем во всей полноте одну из тех картин древнееврейской жизни, которые дали Христу Спасителю осязательный материал для Его Божественной притчи.

(Лк. 16, 1—8). Громоздкий, тяжелой архитектуры, двухэтажный, гранитный, с коринфскими колоннами дом, стоявший у водоема Селах против "царского" сада, был очень хорошо известен почти каждому иерусалимскому еврею. Дом этот принадлежал одному из тех иудейских "князей", которые держали в своих руках почти всю торговлю древнего Востока и в то же время среди своих соотечественников слыли за людей праведных и благочестивых, верных блюстителей закона Моисеева.

В одной из многочисленных комнат этого дома с белоснежными мраморными полами, с роскошной обстановкой, доставленной из Рима, сидел сам владелец его Рехум-бен-Габбай. Перед ним с подобострастным видом стояло два человека, далеко не равного с ним происхождения и состояния. Впрочем, один из них и по одежде, к по манерам производил впечатление человека делового, зажиточного и аккуратного. Это был казначей Рехума, служивший у него уже много лет. Второй, по имени Шимей, был новичок, лишь в первый раз попавший в этот роскошный дом богача.

К нему-то и обратился с речью Рехум: "Мне рекомендовал тебя один из моих друзей, твой бывший владелец, давший тебе свободу".

Новичок низко поклонился. "В одном из моих имений, — продолжал Рехум, — сейчас свободна должность Управителя. Я не хочу отдать эту должность кому-нибудь из своих рабов. Среди них нет сейчас расторопного и опытного человека. Да если бы и нашелся такой, го от моих должников не было бы мне покоя с вечными жалобами на его грубость и нахальство. Поэтому во все свои имения я обычно назначаю управителями не рабов своих, а чужих свободоотпущенников. Если хочешь, то я во внимание к рекомендации моего друга, назначу тебя на свободную должность Управителя в своем Эн-Шемемском имении". Свободоопущенник выразил полную готовность и, как мог, благодарил за это богача.

"Ты, конечно, знаешь, — сказал Рехум, — что это имение мое неплохое. Там есть и пахотное поле, и фруктовый сад, и большой виноградник, и масляничный сад. Все эти участки отдаются разным лицам в аренду. Каждый арендатор — мой должник, который, по сборе плодов и урожая, должен через Управителя вносить моему казначею определенную годовую плату за пользование тем ила иным участком... Итак, ты согласен? Все подробности по делу управления и по вознаграждению тебя сообщит тебе мой казначей". И Рехум сделал рукою знак, что аудиенция кончилась. Оба посетителя вышли.

"Так вот знай, Шимей, — говорил Управителю казначей в своей квартире после получасового объяснения всех обязанностей по должности, — этот арендатор сада масличных деревьев должен доставлять тебе ежегодно 50 батов оливкового масла. Ты должен это масло продавать по иерусалимской цене и деньги представить мне. Арендатор-хлебопашец должен доставлять тебе ежегодно по 80 коросов белой пшеничной муки. Ты муку должен обратить в деньги и представить мне. Таким же образом ты должен поступить и с другими арендаторами. Так как срок аренды теперь кончился, то ты с каждым арендатором должен заключить вновь контракт на несколько лет, лучше всего на шесть — до субботнего года. Все контракты или расписки должны храниться у тебя".

"А какое же мне будет вознаграждение за мой труд?" — спросил новый Управитель. — "Вознаграждение обычное: определенной платы управителям у Рехума нет. Каждый управитель имеет право выторговать себе с арендаторов, сверх причитающегося владельцу, еще несколько мер муки, елея, вина и так далее. А чтобы твое содержание было более верно, ты можешь, как и всякий управляющий, требовать, чтобы твоя доля тех или иных продуктов была вносима в контракты и присоединяема к сумме Рехума".

Получив должные указания и разъяснения, новый Управитель вышел от казначея. "Да, как же! — ворчал он про себя. — Можешь, говорит, выторговать 55 батов. Я — не дурак. Я уже несколько раз осматривал это имение. Там не 55 можно взять, а если 100 батов содрать с арендатора, так и то он в убытке не останется. Да и хлебопашец может дать не 80 коросов, а вдвое больше. Впрочем... нет. Вдвое не даст: у него там работы много. Да и хлеб вообще дает меньше доходов, чем масло или вино. Ну да с него 100 коросов можно взять. Если прежние не дадут, найду новых, а сделаю по-своему".

И стал новый Управитель, вступивши в должность, заключать с арендаторами новые контракты, блюдя не только интересы Рехума, но не забывая и себя. Имение, действительно, было очень хорошее, и все арендаторы получали значительный доход. Правда, вымогательство и поборы нового Управителя тяжелехонькими им приходились. Но что же делать? И прежние Управители тоже не миловали их.

"Намаялся я, будучи рабом, — рассуждал сам с собой Шимей. — Теперь заживу в свое удовольствие. Денег будет у меня немало. У иного купца столько не бывает. Ведь каждый год буду для себя брать 50 батов елея. А это значит 200 ведер, или 8000 рублей серебром. Буду брать в свою пользу 20 коросов муки, а это ведь 400 четвертей, или 4000 рублей. Вот уже ежегодно 12000 рублей серебром есть. А там еще виноградник да фруктовый сад. Ну, чем я тоже не богач? Заживем теперь весело! Найду себе компанию, с кем повеселиться и покутить".

И стал новый Управитель проводить жизнь веселую, разгульную. Все, что ни получит в свою пользу, прокутит вместе со своими приятелями, которых у него стало много. Завелись и приятельницы, которые поглощали все больше денег. Стал он по жизни, словно блудный сын, "изъядый имение свое с любодейцами". Так жил он целых три года.

Хотя владелец имения непосредственно и не вмешивался в хозяйственные дела, да и жил он в Иерусалиме, однако, и до него стали доходить кое-какие слухи о разгульной жизни Управителя. Наконец, к нему поступил от кого-то злостный донос, что Управитель расточает его имение. И Рехум-бен-Габбай решил разгульного Шимея вызвать к себе.

"Что это я слышу о тебе? — строго спросил Рехум своего Управителя, когда тот явился к нему. — Ты ведешь жизнь распутную, мотаешь деньги. Где ты их берешь, Управитель Неправедный? Откуда у тебя такие суммы, что вечно устраиваешь пиры и окружаешь себя любодейцами? Мне рекомендовали тебя как человека степенного и честного. А ты оказался чуть не пьянчужкой и развратником. Вероятно, не свои, а мои деньги прогуливаешь, пропиваешь да проедаешь. Представь мне отчет по имению и убирайся! Я — иудей трезвый, строгий и благочестивый. Пьяниц и мотов я не терплю. Ты более управлять не можешь. Ступай!"

Строгая речь богача, не любившего шутить, очень подействовала на Шимея.

"Прогонит... В этом сомнения нет, что прогонит, — думал он про себя. — Конечно, все, что назначено, я исправно доставлял его казначею. В этом бен-Габбай ко мне не прицепится. А вот за разгульную жизнь он прогонит, обязательно прогонит: трезвый и благочестивый он иудей. Ну, что теперь буду делать? Сколько денег прожито, пропито, проедено! Ни одной драхмы не оставлено на черный день. Все спущено. Ну, куда теперь деваться? Без рекомендации ни к кому не попадешь, а Рехум хорошего отзыва обо мне не даст. Разве наняться в виноградники копать? Так я давно от тяжелого труда отвык. Сил на это уже нет. Пойти милостыню просить? Стыдно перед людьми и приятелями. Кругом везде меня знают".

"Как он меня назвал? — продолжал разговаривать сам с собой злосчастный свободоотпущенник. — Да! "Управитель Неправедный". Как неправедный? В чем? Все, что велено было взыскивать с арендаторов в пользу Рехума, я взыскивал, продавал по дорогой цене и аккуратно представлял казначею. Ни одной драхмы или лепты хозяйской не утаил. Интересы Рехума ни в чем не страдали. Ишь ты: "Управитель Неправедный"!"

Но тут в глубине души его что-то зашевелилось, голос совести вдруг заговорил в нем.

А что как и в самом деле "неправедный"? "Интересы Рехума не страдали". ...Как же не страдали? Ведь ты должен был сообщить ему: это — с арендаторов без всякого убытка для них.

Да только ли против Рехума "неправеден" ты был? А арендаторов забыл? Разве по 50 коросов да по 20 батов ты должен-то брать с них? А ты что делал? Люди до пота трудились и день и ночь, а ты их трудовые деньги поглощал, проедал со своими прихлебателями, а вот настоящих тружеников чуть до беды не довел. У одного жена сколько времени была больна; последние деньги прожил, а тебе и горя мало. Тебе вынь да положь! У другого детей куча, да тоже то один, то другой захворает, перебивается кое-как. А ты с ножом к горлу пристал: давай, что обещался контрактом.

"Боже мой, Боже мой, что я делал! — приходя в себя, мучился "Неправедный Управитель" в своем сознании. — Разве так можно жить? Только грешил да вредил себе и людям. Куда теперь деваться? Разве этим приятелям и любодейцам нужен я буду без денег, без должности? Кто возьмет меня, кто приютит?"

Но вдруг его осенила счастливая, благодатная мысль. "Знаю, что сделать, — решительно сказал он себе. — Знаю, кто меня может приютить у себя, когда отставит меня Рехум". И на сердце у него вдруг стало тепло и светло. Он тотчас послал за арендатором масличного сада. И когда тот явился, спросил у него: "Сколько ты должен ежегодно давать масла по своей расписке на имя владельца?" — "Что же спрашиваешь? Сто батов". — "Вот твой контракт. Бери его, а сейчас садись и давай новую расписку".

Арендатор удивленно посмотрел на Шимея, но сел, со страхом ожидая нового вымогательства. "Теперь пиши 50", — сказал ему Управитель. "Что это значит? — воскликнул арендатор. — А куда же девать остальные 50? Неужели... неужели ты даришь их мне?" — "Да, дарю тебе", — с мягкой улыбкой ответил Шимей. "Но ведь по условию я еще три года буду пользоваться масляничным садом. Значит, ты свой доход отдаешь мне на эти года?" — "Да". — "Но ведь это будет уже 150 батов, все равно что 600 ведер. Ты, значит, даришь мне 24000 рублей?" — "Выходит, так". — "Да благословит тебя Бог Израилев! Благодарю тебя, Шимей! Отныне я — твой слуга, твой раб. Пользуйся мной, я в твоем распоряжении". — "Не забудь меня в моем несчастье", — тихо сказал ему Управитель.

По уходе этого должника, Шимей послал за другим арендатором. "Ты сколько должен каждый год давать по своему контракту муки?" — "Сто коросов". — "Возьми свое обязательство, садись и пиши новое, только не на 100, а на 80 коросов, какие следуют Рехуму, а мне больше не надо ни одного короса. Пусть они пойдут тебе и твоей семье".

И снова от удивленного арендатора посыпались слова искренней благодарности, ибо за три года ему возвращалась мука почти на 12000 рублей.

Так было и с остальными арендаторами.

Раскаявшийся в своей блудной, расточительной жизни "Неправедный Управитель" круто изменил свой образ жизни.

Еще не успел Шимей явиться к хозяину с последним отчетом, как тому казначей и еще кто-то успели доложить о разнесшемся слухе насчет щедрости Эн-Шеменского Управителя и происшедшей с ним перемены.

И удивился строгий, благочестивый Рехум такой самоотверженности своего "Неправедного Управителя". И когда тот явился к нему с отчетом, то не только не устранил его от должности, но даже похвалил его, что он так благочестиво и благоразумно поступил.

III.

(Лк. 16, 9—14). "Вы слышали эту притчу? — как бы так говорил Христос. — Она всем вам понятна так же, как и притча о Блудном Сыне. Вы ни в чем не затруднились, слушая ее. Она не возбудила в вас никаких недоумений. Вы не спрашиваете ее объяснения.

Так знайте же, что и всегда "сыны века сего" — неправедные управители, грешные мытари, блудные сыновья и обрекаемые вами на смерть блудницы — бывают благоразумнее вас, "просвещенных" фарисеев. Вы ведь — "сыны света в своем роде". А между тем, вы, видя, не видите и, слыша, не слышите Божественного спасения, так что мытари и блудницы опережают вас на пути в Божие Царство. Ваши души и сердца слишком отягощены сребролюбием и тяготением к жалкому земному богатству, Вы не ищете Царства Божия и правды Его, не стремитесь к Небу, где обитает Отец ваш небесный.

Отриньте же, наконец, от себя это сребролюбие!

Подобно Неправедному Управителю, раздавайте щедро и самоотверженно эту "маммону неправды" всю без остатка беднякам, сиротам и вдовам, и сердца ваши умягчатся, и души ваши окрылятся любовию, и будете иметь искренних друзей и молитвенников за вас, и благодарностью откроют они вам входы в небесные, вечные обители, когда вы скончаетесь, покинув эту землю с ее тленным, суетным богатством.

Что значит это ничтожное, тленное богатство в сравнении с богатством истинным, духовным? Ведь это земное богатство — постороннее для вас, оно — не ваше, оно для вас внешнее. Оно лежит в сундуках, оно хранится в "'сосудах".

Есть истинное богатство. Кто приобрел богатство это, тот носит его в самом себе, в глубине души своей. Это духовное, истинное богатство выше всех сокровищ мира. Оно состоит в познании тайн Божиих, в созерцании сокровенных видений, в даре прозорливости и пророчеств, в силе благодатных исцелений и преестественных чудес. Это богатство в полном смысле "ваше": оно не нуждается ни в ящиках, ни в сосудах.

Но если вы не умеете во благо направить внешнее, "чужое" для вас богатство, если вы жадно трясетесь над золотом и серебром, если вы не способны распорядиться по закону Божественной любви этими земными сокровищами, то кто же доверит вам богатые сокровища неба — те сокровища, которые должны составлять ваше собственное внутреннее богатство? Ведь несправедливый, неверный в ничтожном неверен будет и в обильном. Кто щедр и милосерден, тот и духовные дары способен воспринять в душу свою на благо ближних своих. Верный в ничтожном и малом — верен будет и в великом.

Ваши души отягощены сребролюбием и любостяжанием; вы заглушили в себе все высокое и святое; вы забыли Бога и Его святое учение; вы предались маммоне, вы — рабы его. А никакой слуга не может работать двум господам. Вы не можете одновременно служить Богу и маммоне.

Вам, сребролюбцы и фарисеи, странными кажутся эти речи. Вы смеетесь над ними? Ваши сердца огрубели, ваши души омертвели.

А у кого душа еще жива, у кого сердце еще не огрубело, внимайте притче о "Богатом и Лазаре", которую вы сейчас услышите от меня. Она приподнимет перед вами завесу. Она покажет вам судьбу богача, не знавшего истинного употребления земных богатств. " Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят".

http://chri-soc.narod.ru/nepravednii_upravitel_lollii.htm